Следуя вместе с отцом на расстоянии десяти или пятнадцати шагов за своей проводницей, я невольно заметил группу негров и негритянок, по-видимому, самых различных возрастов, собравшихся вокруг какой-то странного вида личности, которую все они слушали с почти благоговейным вниманием.
Это был чернокожий лет пятидесяти, не более, атлетического сложения; лицо его, ярко освещенное смоляным факелом, горевшим вблизи, представляло поразительную смесь хитрости, лукавства и жестокости. Костюм его состоял из женской белой ночной кофточки, коротенькой юбочки вроде тех, какие носят шотландцы, ожерелья, составленного из амулетов, и высокого цилиндра, который, очевидно, послужил не одному человеку, прежде чем попал на голову настоящего владельца.
– О, да, чудесная страна Ливар-Конго! – возглашал негр, вращая своими громадными синеватыми белками глаз, окаймленных кроваво-красной каймой. – Там байю полны золота, там цветы, деревья, каких вы не знаете и никогда не видели! Здесь бедные негры всегда биты, всегда голодны и всегда должны исполнять много трудной тяжелой работы! А там они не знают никакой работы, всегда едят вволю всего, что вкусно и сытно, едят много, пьют много. Там много свиней, черепах, батата, бананов, всего, всего! Здесь злые белые ничего не оставляют нам, ничего не дают!..
– Мне кажется, ты в Ливар-Конго не особенно нуждаешься! – крикнула ему одна старая негритянка с веселым насмешливым лицом, сидевшая на корточках неподалеку от вышеупомянутой личности в белой женской кофточке. – Когда ты ухаживал за Хлоей, заболевшей лихорадкой, сколько она дала тебе за это? Ведь не меньше пиастра! А? Не так ли? Нечего таиться, – и без того все знают. А сколько пирогов и риса ты набираешь, когда лечишь от зубной боли? Нет, право, тебя жалеть не приходится, и уж если кому охота горевать, так пусть горюет, но только уж не по тебе, Ливар-Конго!
– Перестанешь ли трещать, трещотка! – прикрикнул на нее взбешенный негр. – Не то я призову нечистого, чтобы он нынче ночью дергал тебя за ноги!
– А правда ли, что ты можешь призвать нечистого, Ливар-Конго? – спросила молоденькая женщина с широко раскрытыми от непритворного ужаса глазами.
– Ну, вот еще! – отозвался тот. – Экая в самом деле мудрость: он и сам сумеет явиться, когда чем-нибудь недоволен!
– А когда он бывает недоволен?
Я не слыхал последовавшего на это ответа, который заглушили веселые, крикливые голоса целой группы молодых мужчин и женщин.
– Зеновия Пелле будет плясать! – возглашали они хором, – Зеновия Пелле будет плясать!
В этот момент мы поравнялись с небольшой площадкой на перекрестке двух улиц; здесь была разостлана простая грубая циновка, или мат, и тут же на земле был поставлен фонарь, освещавший толпу зрителей, любителей и ценителей местной знаменитости, Зеновии Пелле.