— «Ты знаешь, кто ты, — авангардист…».
Если я не понял смысл слова «консерватор», то слово «авангардист» для меня прозвучало как нечто ужасное. На что криком ответил Али-Булат:
«Ты мне эти частнособственнические замашки брось, иначе на партсобрании будет поставлен ребром твой вопрос». Ну тут, думаю, пойдет потасовка, а я между ними, и мне достанется от этого и того. И я, знаете, что сделал?..
— Ушел домой, оставив их… тебя мы хорошо знаем, — смеется Галбец.
— Вот именно. Чего ради я буду стоять между двух огней? А чем все это кончилось, почтенные, не знаю. Но наутро я их видел вместе верхом на лошадях, они выезжали к своим отарам. Я им пожелал доброго пути. Вот и все!
— Люди гадали, думали, приводили всякие доводы, желая объяснить себе столь странный поступок Али-Булата. Трудно было объяснить, как это он мог отказать выдать свою дочь за сына Сирхана. А дело, оказывается, было совсем в другом, о чем и не могли предположить почтенные, которым, чем так ломать головы над этим вопросом, следовало бы просто зайти к Али-Булату и поприветствовать его с приездом. И все стало бы ясно. Мудрыми считают стариков, но мудрость их чаще не практична.
МОГУ ДАТЬ, МОГУ И ОБРАТНО ВЗЯТЬ
Когда с пастбища вернулся отец, Асият не оказалось дома. Как сразу заметила Хадижа, настроение у мужа было не лучшее, — он был чем-то расстроен. Накричал на сыновей, и они поспешили удалиться. Только трое из семи живут с ними, остальные четверо обзавелись семьями и разбрелись кто куда. И оставшиеся не сегодня, так завтра готовы вылететь из семейного гнезда. А пока что в старших классах пыхтят над уроками, а на каникулах вот бездельничают, за что и набросился на них отец.
— Собери их, и пусть с завтрашнего дня будут у меня на пастбище, я найду, что им делать.
— Какой толк?.. — махнула рукой Хадижа.
— Вот-вот, знаешь, как это называется? Попустительство, соучастие, уголовно наказуемое дело. Помни: знающий и горы одолеет, а незнающий и на равнине затеряется.
— Ты что-то не в духе сегодня.
— Конечно, не в духе, в их возрасте после тяжелых дорожных работ я в ущелье дрова рубил, чтоб тепло было в доме. Заговорили о трудовом воспитании, поздно! Раньше надо было все это… Развели тунеядцев… Ты прости мою горячность, Мубарак. Хватит, пятьдесят лет агитируем человека, чтоб он трудился… А там, на Западе, миллионы безработных не знают, куда им деть свои натруженные руки и пытливые головы…
— Ты что, муж мой, на меня-то кричишь?
— А мы не то что агитируем, просим: пожалуйста, поработай хорошо, премиальные будут, награды будут… учим: вот так, вот этак, помогаем ему, делая половину его работы сами, и восторгаемся… К черту! Трудом гордиться должен человек, труд — это величайшая радость. Разве не так, дорогой сосед?