Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм, 1914–1939 (Хоффманн) - страница 189

. Французское уголовное законодательство середины 1880-х годов позволяло осуществлять массовую высылку рецидивистов, бродяг, нищих и прочих маргиналов[890].

Как недолгое существование Парижской коммуны, так и ее кровавый разгром стали важным ориентиром для революционеров-марксистов. Сам Карл Маркс прославлял Коммуну в качестве «смелой поборницы освобождения труда» и заявлял, что «Париж рабочих с его Коммуной всегда будут чествовать как славного предвестника нового общества»[891]. И Маркс, и Энгельс почерпнули уроки из истории Парижской коммуны, еще более укрепившись в концепции диктатуры пролетариата. Размышляя о Коммуне, Энгельс заключил, что «государство есть не что иное, как машина для подавления одного класса другим», и заявил: после победоносной пролетарской революции государство сохранится как «зло, которое по наследству передается пролетариату» и будет использоваться против врагов пролетариата «до тех пор, пока поколение, выросшее в новых, свободных общественных условиях, окажется в состоянии выкинуть вон весь этот хлам государственности»[892]. Последующие марксисты, в том числе Троцкий, тоже извлекли уроки из подавления Коммуны. Они подчеркивали, что революционерам необходим центральный аппарат, чтобы вести войну против капиталистов, подобно тому как капиталисты использовали свой государственный аппарат для подавления революционеров[893].

В царской России ссылка преступников и революционеров была давней традицией. С конца XVII века власти ссылали небольшие группы каторжников и политзаключенных в отдаленные регионы. Порой ссылка подразумевала принудительный труд. В 1827 году Михаил Сперанский, генерал-губернатор Сибири, ввел правила транспортировки каторжников и использования их труда. Он стремился превратить ссыльных в сельскохозяйственных колонистов, имея в виду долгосрочную цель интеграции Сибири в Российскую империю[894]. Подобно своим западноевропейским коллегам, царские чиновники XIX века тоже опасались революционного потенциала рабочих и старались во второй половине столетия регламентировать фабричный труд, а также выступать посредниками в трудовых конфликтах[895]. Русская либеральная интеллигенция тоже беспокоилась о низших классах, но придерживалась совершенно иных позиций. Стремясь улучшить положение угнетенных масс, либералы-интеллигенты вместе с тем опасались, что российская жизнь с ее политическим угнетением и экономической отсталостью способствует девиантному поведению и беспорядкам среди рабочих и крестьян. Таким образом, либералы считали, что в бедности, алкоголизме и преступности низших классов повинно самодержавие, но вместе с тем испытывали по отношению к массам смесь беспокойства и чувства вины