В кабинете главы УМа повисла тишина. Напряжённая, тяжёлая тишина. Видимо, оба магистра осознавали, что я признаваться ни в чём не намерена. И предъявить им было совершенно нечего. И давить на меня нечем.
Ну, я так думала.
— Магистр, отдайте её мне, — внезапно произнёс Сарантус.
— Не могу, — с нескрываемой досадой ответил Аттинур. — Если Воронир узнает…
Договаривать он не стал. Вновь посмотрев на меня, заскрежетал зубами, не скрывая ни ненависти, ни безумного желания избавиться от меня, и выговорил:
— Ступайте, студентка Радович.
Склонив голову, я развернулась и вышла, стараясь сдержать улыбку: я справилась, сдала зачёт, я молодец!
И вдруг двери в приёмную распахнулись и я увидела входящих драконов. Как во сне, время вдруг замедлилось, в воздухе, казалось, застыли пылинки, сэр Овандори замер с открытым ртом, а я предусмотрительно юркнула в сторону, понимая, что такие важные гости приёмной не ограничатся. И была права — все трое, не удостоив секретаря и взглядом, направились к магистру Аттинуру. Взмах руки первого дракона — и двери распахнулись перед ним сами…
Дальнейшего я не видела, так как, во-первых, побоялась задерживаться, а во-вторых, голод после имевшего места ритуала исцеления был жуткий.
* * *
— Драконы! Настоящие драконы в университете.
— Говорят, сэр Овандори в панике.
— Прибыли лично к магистру Сарантусу.
— Да не лично, а по его душу!
— А Радович, слыхали, приволокла всю колымагу Призрачного Ямщика.
— Как и всегда — выпендриться решила.
От последнего ложка в моей руке замерла, так и не донеся похлебку до рта. «Как и всегда — выпендриться решила»?! Они серьёзно?
— Ты кушай, кушай, не обращай внимания, — посоветовала, проходя, госпожа Иванна.
Эта добрая женщина единственная за все прошедшие годы проявила ко мне участие и выделила место на кухне, в закутке, отделённом от общего обеденного зала деревянной перегородкой. Так что теперь я могла заходить никем не замеченная через кухню и есть так же не видимая студентами. И это было замечательно. Пусть на кухне чадило и нередко от запаха свеженарезанного лука слезились глаза, но, по крайней мере, никто ничего «совершенно случайно» не выливал на меня, я, торопливо евшая, не становилась предметом всеобщих насмешек и веселья и в целом только тут и могла поесть нормально.
— Аттинур её теперь по стенке размажет, — произнёс мужской голос. — И будет совершенно прав.
Я его узнала — Айван Горски, один из самых красивых студентов УМа. Он отличался высоким ростом, тёмными волосами до плеч и совершенно колдовскими тёмно-зелёными глазами. А ещё отличался тем, что всегда вступался за меня… Наверное, поэтому я не сразу поверила в то, что вышеуказанную фразу произнёс он.