Я с недоверием вытаскиваю из кормушки нечто, похожее на письмо. Сложенный втрое, выцветший, покрытый коричневатыми пятнами лист бумаги, закрытый печатью из черного воска. Сначала я какое-то время просто смотрю на него, затем кладу в карман и продолжаю насыпать корм в кормушку. После немного наблюдаю за тем, как птицы подлетают и без малейшего страха забираются в домик. Однако вскоре любопытство побуждает меня спуститься по лестнице вниз. У подножия дерева меня ждет, громко и выжидательно мяукая, наш толстый кот Гворрокко. О чем только думает это создание? Что я сейчас вытащу из кармана птицу и запихну ее в его раскрытую пасть?
Вместо вкусной птички достаю из кармана письмо, и Гворрокко приходит в ужас. Он выпучивает на бумагу глаза, и все волоски на его шерсти встают дыбом. Кот стоит совершенно неподвижно, потом начинает злобно шипеть (или это приглушенный визг?) и убегает так быстро, словно за ним гонится стая охотничьих собак Випа.
Снег все продолжает идти. Он падает с неба огромными хлопьями, и мне не видно ни нашего дома, ни тропинки, ведущей к нему. Я осматриваю странное письмо со всех сторон и, так и не сумев представить, кто мог бы мне его отправить, наконец, ломаю печать. Письмо написано черными чернилами, почерк прост и лишен всякой вычурности, размашистые буквы выведены решительной рукой. Послание чрезвычайно короткое.
«Начинается, – написано на бумаге. – Готовься, дочь нечестивой!»
Я нерешительно оглядываю белизну нашего сада. Людей, знающих, что человек, которого большую часть своей жизни я считала своим папой, не был моим биологическим отцом, очень мало. В ночь моего рождения он принес меня из постоялого двора с дурной славой, что носит дурацкое название «Хвост Аллигатора», и воспитал так, как если бы я была его родной дочерью.
Моя мать была одной из тех молодых девушек, которые зарабатывали себе на жизнь в этом кабаке. Ее звали Джана. Я ничего о ней не знаю, кроме жутких песен и историй, которые она пела и рассказывала мне всякий раз, когда навещала меня. Она умерла до того, как мне исполнилось шесть. С прошлого лета я дважды пыталась расспросить о ней хозяина «Аллигатора». Однако оба раза он реагировал грубо и почти враждебно. «Оставь это дело, дитя! – ворчал он. – Что было, то прошло, а императору об этом знать не следует».
Нет, император ни в коем случае не должен был узнать, что моя мать была проституткой. Но тот, кто написал это письмо, кажется, знает мою тайну. Он хочет напугать меня? Угрожать мне? Или он знает о моем настоящем отце то, что следует знать и мне?