Пришлось успокаивать самого Гришу, все еще рвущегося надавать тумаков драчунам. Благо, что раны не открылись. Впрочем, чувствовал себя Белов вполне сносно и даже порывался сходить в казармы, после чего Настя пригрозила, что запрет жениха в чулане. Тот рассмеялся, выпросил поцелуй, но пообещал в казармы покамест не ходить.
После Настя направилась в людскую, чтобы отчитать Глашу за легкомыслие, но вид у девки был такой болезненный, что хозяйка лишь махнула рукой, наказав лечь в постель и отдыхать.
Стоило девушке вновь вернуться в комнату, как прибежал Степан с известием, что пожаловал отец Кирилл.
Когда Настя вошла в залу. Священник вполне мирно беседовал с хозяином дома. Анна Михайловна сидела тут же, у окна, но в разговор не вмешивалась, делая вид, что вышивает.
Полковой священник оказался таким же высоким, как и все преображенцы. Судя по свежим следам пороха на руках, он брал в руки оружие так же часто, как и кадило.
При виде девушки отец Кирилл нахмурился и с укором посмотрел на Белова, вставшего, чтобы поприветствовать невесту.
– Не сдержался, кобелюка!
Странно, но теперь Настя смогла сдержаться и не краснеть со стыда, лишь чуть вздернула подбородок.
– Был грешен, – спокойно признал Григорий, дожидаясь, пока невеста сядет, чтобы вновь плюхнуться в облюбованное кресло. – Но меж нами уже давно все решено, да и государыней приказ дан…
– А разрешение командира ты испросил? – продолжал священник зычным голосом, подходящим скорее для командования на плацу, чем для храма.
– Испросил, – подтвердил Бутурлин. – Отец Кирилл, полно тебе…
– Мне, Александр Борисович, по сану положено вопросы задавать, – возразил тот и повернулся к Насте, посмотрел на девушку с прищуром, точно сокол какой – Невеста-то согласна?
Настя заколебалась, вспомнила родителей Белова, последний разговор с Петром Григорьевичем и решительно кивнула.
– Меж нами давно уже все решено, – повторила она недавно сказанную Григорием фразу.
– А родители благословение дали? – допытывался священник.
Девушка вздрогнула, но потом сообразила, что речь идет лишь о её родителях.
– Матушки давно уж нет в живых, – спокойно произнесла она под одобрительным взглядом Анны Михайловны, – а отец… в крепости он… его государыня отпустит лишь после свадьбы моей… да и так он возражать не станет.
При мыслях о том, что отцу, в общем-то все равно, за кого единственная дочь выйдет замуж, стало грустно.
Григорий, звериным чутьем уловив, что невеста расстроена, бросил на девушку понимающий взгляд. Хотелось обнять Настю, прижать к себе, шепча на ухо слова утешения, но в комнате было слишком много людей, потому пришлось сдержаться.