– Яков Брюс? – ухмыльнулся гвардеец. – Это он сделала перстень?
– Обижаете, – начальник Тайной канцелярии с укором посмотрел на собеседника. – Граф Шувалов тоже немало стоит!
Белов покачал головой и, надев перстень на палец, вновь устремился по едва ощутимому запаху мяты. След привел его к Монтплезиру, где все еще прогуливалась императрица. Вернее, Елисавета Петровна сидела на террасе, у берега залива, а стоящий рядом Рассумовский рассказывал ей что-то, указывая на видневшийся Кронштадт. Не желая лишний раз привлекать внимание государыни, Белов скользнул во внутренний сад.
Здесь запах Насти терялся, смешиваясь с целым сонмом запахов франкских духов, цветущих клумб и начавших распускаться раньше обычного лип.
Волк внутри зафырчал, выражая свое негодование.
– Григорий Петрович! – окликнула гвардейца графиня Шереметьева.
Судя по её лицу, графиня жаждала не то поделиться, не то узнать какие-то сплетни. Белов холодно кивнул ей и быстро пошел дальше. Вслед раздалось возмущенное фырканье.
Стараясь не попадаться особо на глаза знакомым, стремящимся узнать события последних дней из первых уст, Белов заложил несколько кругов, пока вновь не ощутил запах мяты. И еще один… слишком знакомый…
Григорий еще раз повел носом, после чего сжал кулак. Кольцо Шувалова блеснуло в лучах солнца, но преображенец уже знал, что не сможет использовать артефакт против того, кто уводил его невесту.
– Отец? – изумленно прошептал гвардеец. – Но… зачем?
Он задумался, а потом зашагал к воротам парка.
Настя вынырнула из вязкой тьмы и обнаружила себя лежащей в непонятной комнате. Голова все еще болела, а во рту пересохло.
Неясное монотонное бормотание раздавалось над головой. Чуть скосив глаза, девушка увидела старуху, обряженную в черное, будто монашка, которая водила морщинистым пальцем по раскрытой книге в тяжелом кожаном переплете. Прислушавшись, Настя различила слова знакомых молитв. Значит, и вправду монашка, судя по отстраненному взгляду, блаженная. Такие обычно жили при монастырях.
Убедившись, что кроме блаженной никого нет, девушка приподнялась на локте.
Судя по белеными известью стенам и многочисленным иконам, висевшим в углу на стене, Настя действительно находилась в монастыре.
– Очнулась, девонька? – старушка прервала свое занятие и посмотрела на девушку своими бесцветными слезящимися глазами. – Слава Богу!
– Где я? – спросила Настя садясь.
Краем глаза девушка заметила, что одета в черное простое платье послушницы. После фрейлинских нарядов ткань показалась грубой, ворот неприятно царапал кожу.