Говорит, что боится, но смотрит дому моего отца прямо в глаза. Не отводит взгляда.
– Ты смелая, – отвечаю я.
– Ну, наверняка посмелее тебя, – говорит она, открывая багажник и глядя на вторую половину «тетриса», уложенного из коробок и сумок.
– Мне нужно привыкнуть, – говорю я.
– Это мне нужно привыкнуть, – заявляет она – и она права.
– Будем жить на самом верху, – я указываю пальцем, где именно.
– Без окон? – спрашивает она.
– Они сзади, – говорю.
– Охуенно, – отвечает она.
Закуривает тонкую сигарету и показывает пальцем на вещи в машине.
– Погоди, – говорю я и закрываю багажник.
Открываю калитку, вхожу во двор. Пес, увидев меня, встает. Смотрит внимательно. Некоторое время мы меряемся взглядами. Это худая овчарка цвета жженого кофе с молоком. Теперь я вспоминаю: каждую собаку отец называл Рокки. Когда один Рокки подыхал, всегда через некоторое время появлялся другой.
Двери заперты. Я осматриваюсь в поисках ключа, но нигде его не нахожу. Звонок не работает, по крайней мере его не слыхать. Стучу. Раз, другой, третий – безрезультатно.
– Ты говорил им, когда именно мы будем? – спрашивает Юстина.
– Примерно к тринадцати, – говорю.
– Сейчас начало третьего, – говорит она. – Значит, ради этого мы и ехали. Чтобы никого не оказалось дома.
Юстина порой говорит вещи, которые звучат так, словно бы она вот только что из серьезной аварии. Когда она так говорит, меня начинает колотить, непроизвольно хочется кинуться с ней в драку. Но со временем я научился, что в этом нет смысла, ведь у нее всегда найдется чем мне ответить.
– Я встала в четыре утра. Я больная. Хочу пойти спать. Вот и все, – говорит она.
– Сейчас пойдешь спать, – отвечаю я.
– И где мне ее погасить? – спрашивает она, показывая кончик сигареты.
Я машу рукой: да где угодно.
Мы могли приехать раньше, даже должны были приехать раньше – я сказал моему отцу, что будем около полудня. Но сначала мне нужно было кое-что проверить. Вот уже пару недель я только и думал о том, чтобы навестить одно место, увидеть, существует ли оно еще. Словно и ничего особенного, несколько многоэтажек, место, где мы разводили костры, одно окно в верхнем правом углу.
Я знал, нет никакого смысла делать это сейчас. Что у меня весь будущий год, чтобы туда сходить. Что я могу делать это ежедневно. Знал, но все равно должен был.
– Знаешь, где они могут быть? Мы можем подъехать, взять ключи, – говорит она.
– Понятия не имею. Телефон отца выключен, – отвечаю я.
– И что теперь? Тут холодно.
– Можем попытаться войти через заднюю дверь. Через подвал, – говорю я. – Или можем подождать.