– Миколай, сосредоточься. Мне сейчас, сука, просто необходимо, чтобы ты сосредоточился, – отвечает Гжесь.
Я качаю головой снова, провод в позвоночнике, белый огонь. «Так больно, когда ты умираешь», – думаю я.
– Нет. Нет, это не работает.
– Сосредоточься. Сейчас я все тебе расскажу. Сосредоточься, Миколай, – Гжесь смотрит мне в глаза.
Сейчас у меня взорвется спина. Сейчас взорвется все. Небо, земля, дома, озерцо, Зыборк – все. И оно, должно быть, взрывается, и меня, должно быть, тут нет, вероятно, рассвет, вероятно, я стою у машины, на семерке, около мертвой серны.
– Ты не можешь сейчас струсить, братишка. Ты не трус. Не будь трусом, – говорит Гжесь.
Какая-то сила заставляет меня присесть. Ярецкий крутит головой, пытается кусаться, его зубы щелкают в пустоте. Я хватаю его за лицо.
– Не кусайся, тварь, – ворчит Гжесь, сильнее втыкает колено в его руки. Рот Ярецкого плюется и кричит внутри моей ладони.
Я надеюсь, что нас никто не увидит.
Я не могу сдвинуться. Два больших пальца сильно сжимают меня за загривок.
Гжесь делает ему укол в шею.
Ярецкий обмякает, делается неподвижным.
Гжесь встает.
– Хорошо. Хорошо. Все так, как я и думал.
Гжесь стоит.
Ярецкий лежит.
– Грузим его в машину, – брат открывает задние двери.
– Нет, пожалуйста, нет, – говорю я и чувствую, что все снова распадается, но это не взрыв, это растворение, все, что существует, стекает в сливной колодец и я тоже и —
Гжесь бьет меня по лицу открытой ладонью. Место удара пощипывает. Потом он подхватывает Ярецкого с земли и говорит:
– Хватай его за ноги. Ничего не случится. Сосредоточься. Поверь мне.
Я хватаю Ярецкого за ноги. Гжесь заталкивает его внутрь. Ярецкий затолкан назад, бесполезный, словно мебель, Гжесь закрывает дверь.
– Едем, – он подталкивает меня в сторону машины.
– Что? – спрашиваю я.
– Садись.
– Нет.
– Отступать уже нельзя. Садись. Единственный выход, чтобы ничего с тобой не случилось, чтобы ничего не случилось с Юстиной – это если ты сядешь в эту машину, сейчас, сука, немедленно.
– С Юстиной?
– Поверь мне. Никому другому ты верить не можешь, – говорит Гжесь.
Наконец я сажусь, подталкиваемый двумя большими пальцами словно игрушка, человечек из набора Лего, Гжесь закрывает дверь со стороны водителя, наклоняется через меня, закрывает дверь с моей стороны. Кашляет. Заводит двигатель. Мы едем. Проезжаем мимо ратушной площади. На ней – рождественские декорации. Звезды и спирали. Я смотрю на спирали. Выбираю себе одну. Она попеременно то желтая, то белая. Смотрю в самый ее центр. На секунду, на краткий миг в ее центре видна башня евангелической церкви.