Последний дом на Никчемной улице (Уорд) - страница 14

Леди-тед поет свой заунывный мотив. Я знаю наизусть каждую ее композицию, едва заметную дрожь и крохотную фальшивую нотку в той песне о прериях. Он постоянно слушает эти записи, когда здесь нет Лорен. Теду, похоже, нужна компания. У меня такое ощущение, что кошка за собеседника не считается. Будь я обидчива, меня это наверняка бы оскорбило. Но теды всегда такие бедолаги, поэтому подобные вещи не стоит принимать на свой счет. Я говорю в целом, потому как не знаю ни одного теда, кроме Теда, у которого живу. Ну и Лорен, надо полагать.

Расскажу все с самого начала. Как он нашел меня во время грозы, в тот самый день, когда нас воедино связала прочная веревочка.

Помню, как я рождалась на свет. Сначала меня не было, а потом появилась, без всяких предупреждений. Меня вышвырнули из теплой утробы в холод, я запуталась в клочьях липкой оболочки плода, ощутила шерсткой первое дуновение воздуха и впервые открыла ротик, чтобы закричать. Она склонилась надо мной, огромная, как небо. Я почувствовала на шейке теплый язык и такие же теплые губы. Пойдем, киска, здесь небезопасно. Мама-кошка. Остальных мы бросили в грязи. Им было не пережить тот поход. Мягкие тельца, с которыми я все эти месяцы делила мрак, теперь неподвижно застыли в потоках ливня. Надо идти. Ее одолевал страх. Я точно могла это сказать, хотя и была еще совсем маленькая.

Ненастье, должно быть, продержалось не один день. Сколько именно, мне неведомо. Мы переходили с места на место в поисках крова и тепла. Глазки мои на тот момент еще не открылись, поэтому память запечатлела лишь запахи и прикосновения: мягкое, пахнувшее землей место, где мы спали, резкую, неприятную вонь крыс. Ее мех на моем носике, когда она тесно сворачивалась вокруг меня калачиком, щекочущий аромат листьев падуба. Открыв глазки, я могла видеть лишь смутные очертания. На землю сверкающими ножами обрушивался дождь. Мир грохотал и дрожал. Поскольку, кроме грозы, я больше ничего не знала, мне казалось, что так будет всегда.

Я понемногу научилась стоять, а потом и ходить. Вскорости поняла, что с мамой-кошкой что-то не так, что-то не в порядке с ее телом. Она все медленнее двигалась. И мне доставалось все меньше молока.

Как-то ночью нас приютил овраг. Над головой, бичуемые бурей, трепетали кусты ежевики. Она согрела и покормила меня. Затем заурчала. Голос прозвучал слабо, тепло куда-то ушло. Потом мама-кошка затихла. Ко мне стал подбираться холод.

Послышался рев, ослепительно полыхнул луч света, только не дрожащий небесный сполох, а желтый круг. Что-то вроде сотканного из плоти, сверкающего в струях дождя паука. Тогда я не знала, что это называется «рука». Он объял меня со всех сторон, меня отобрали у мамы.