Отрубленные части тела были разбросаны по всей лодке. Оказавшись в форпике, сначала он предположил, что ступня и голая женская нога, которая торчала из-под одеяла, была отрублена на уровне шейки бедра. Но внезапно нога пошевелилась. Совсем чуть-чуть, едва заметно, но достаточно, чтобы он стянул одеяло с женщины, которая уже начала просыпаться.
Одетый в униформу охранник провел свою карту доступа через считывающее устройство и ввел код, после чего дверь перед ними зажужжала и открылась. Они продолжили путь по гулкому коридору без окон, освещенному холодным светом флуоресцентных ламп.
Он понятия не имел, действительно ли стоило приезжать. Теодор ясно дал понять, что не хочет никаких визитов. Но Фабиан не мог сидеть сложа руки и просто смотреть, как его сын снова замыкается в себе и погружается в депрессивное состояние.
Мальчик и его мама были настолько потрясены случившимся, что, без сомнения, не были в состоянии дать хоть какие-то показания. Несмотря на это, он постоянно разговаривал с ними, пытаясь удержать их внимание на мелких деталях. Он рассказывал, что приехал помочь им, что есть еще одна лодка, на борт которой они сейчас поднимутся, и что совсем скоро они будут на берегу и получат всю необходимую помощь.
Чтобы они не увидели жуткие последствия повторного нападения Милвоха, он завязал матери мальчика глаза найденной шалью, а парнишке сказал натянуть на лицо шапку. Затем помог им перебраться в кокпит, а потом в деревянную лодку. Там они стали ждать береговую охрану, которая должна была отбуксировать их «Халлберг Расси» в Хельсингборг, где Муландер и два его помощника уже были готовы приступить к осмотру яхты.
Сам он отправился сопровождать мать и мальчика до Хальмстада, где их ждала машина «Скорой помощи», чтобы отвезти в больницу Хельсингборга.
В это время и позвонила Ядвига Коморовски.
Охранник проводил его через один коридор за другим, но ни одно из помещений не показалось ему знакомым с тех пор, как в последний раз он был здесь с Соней. А ведь это было чуть больше суток назад. Но Фабиану показалось, что он постарел по меньшей мере на год, и если так будет продолжаться и дальше, то через каких-нибудь несколько недель ему придется присутствовать на собственных похоронах.
По крайней мере комнату для посетителей он точно узнал, ему показалось, что он услышал эхо голоса Теодора. И я был бы вам очень признателен, если бы вы оставили меня в покое и больше не приезжали…
Стулья, расставленные вокруг стола, были пустыми, так же, как и кресло, и кровать с матрасом в полиэтиленовой упаковке. Хотя разрубленные на части куски тел больше не стояли у него перед глазами, все же грызущее его изнутри беспокойство никуда не делось. Правильно ли он сделал, что приехал, или не стоило так настаивать на этом вечернем визите, который был совсем не к месту?