— Не забудьте пин-код, — сказал Реннинг, снова поднимая трубку.
Слейзнер стиснул зубы, вернулся и написал пин-код на бумажке, а потом исчез в дверях в сопровождении Хейнесена.
— Но Ким, — сказал тот. — Я не думаю, что смогу обойтись без телефона до…
— Еще кое-что, пока я не забыл. — Слейзнер остановился и повернулся к Хейнесену. — Этот швед. Руск, или как там его…
— Ты имеешь в виду Фабиана Риска?
— Совершенно верно. Он уже нарисовался, чертов идиот?
— Тебе лучше поговорить об этом с Хеском. Он на месте и…
— Но сейчас я говорю с тобой, — улыбнулся Слейзнер. — У Хеска там и так много дел. Поэтому я прошу тебя держать ухо востро, контролировать, не появится ли опять этот Руск. Я хорошо знаю этого человека, и он сделает все, чтобы схватить преступника и оказаться в центре внимания. Но этого не должно произойти ни при каких обстоятельствах, понятно? Здесь, в Дании, мы придерживаемся своих правил. Это все, что я хотел сказать. — Он похлопал Хейнесена по плечу. — Здесь занимаемся арестом только мы.
— И что это значит? — Хейнесен сглотнул. — Я имею в виду, что если выяснится, что он действительно был там и…
— Я думаю, ты прекрасно понимаешь, что это значит.
Послышался выстрел, далекий, но достаточно громкий, чтобы Фабиан очнулся и попытался открыть опухшие глаза. Он услышал странный звук: что-то твердое ударялось о стенки какой-то банки, видимо, это кости подпрыгивали в пластиковом стаканчике, который Милвох прикрепил на левое запястье.
Но он ничего не мог видеть. Не более чем размытые полосы света. Боль пульсировала почти в каждой части тела, но особенно болело лицо и бедро. Тело словно наконец приняло все травмы и, вместо того чтобы паниковать, переключилось на попытки исцеления.
Как он понял, он лежал на боку со связанными за спиной руками. Наискось вверху было огромное яркое пятно, указывающее на то, что он все еще находится в отдельной комнате с большим купольным окном в потолке. Еще дальше он увидел силуэт Милвоха, стоящего и целящегося из винтовки, после чего прогремел еще один выстрел.
— Зачем? — спросил он, потирая глаза о плечо в попытке избавиться от засохшей крови. — Зачем ты продолжаешь творить все это? Боль достигла пика, она сигнализировала о том, как раздуто и травмировано на самом деле его лицо, но, по крайней мере, он снова мог видеть все достаточно четко.
— Это не меня надо спрашивать. — Милвох, теперь в черной кепке поверх длинноволосого парика, повернулся к нему и начал трясти левой рукой.
— Кости, я знаю. Выпадет единица, и все будет кончено. А если она никогда не выпадет?