— Если бы наставлять, — фыркнул поэт. — Она мне по локтю двинула. Не знаю чем, но больно.
Здесь я не выдержал и заржал. Со мной, только через сто лет, приключилась точно такая же история, правда, лампадница по локтю не била. А я-то считал, что воинствующие бабки, поучающие «нехристей», как правильно вести себя в храме — продукт нашего времени. Ну и ну.
Сама набережная мне не очень понравилась. То, что запущенная, замусоренная клочками газет и шелухой от семечек — это понятно, некому убираться. Не понравилось, что по основной части свободно катаются извозчики, а дорожка для пешеходов довольно узкая. Сувенирных киосков с магнитиками на холодильник и настенными тарелками тоже не видно, зато нет и уличных фотографов с замученными обезьянками, предлагавших сделать фото на память.
Несмотря на войну, здесь фланировали дамы и кавалеры. Совсем юные девушки, молодые женщины и матроны, одетые в потертые, штопаные платья. Зато кавалеры — в основном, офицеры, разгуливали в новенькой форме и с аксельбантами. Неужто в армии Врангеля такая потребность в адъютантах, или это местный вариант «швейных войск»? Пожалуй, на ялтинской набережной военных не меньше, чем на фронте, если не больше. Здесь же работали разные лавочки, трактирчики и павильоны, в которых можно перекусить на любой вкус, а также выпить и закусить. Главное, чтобы у клиента оказались деньги. А продавцы брали любую валюту — хоть местную, хоть советскую, хоть иностранную. Набродившись, мы с Волошиным выбрали себе местечко, заказав кое-что из татарской кухни. Янтыки оказались выше всяческих похвал, чай крепок и душист, а сладости — особенно парвард, хороши необыкновенно. Показалось, что такой вкуснятины не ел даже в собственном времени, или же просто соскучился в революционной России по вкусной еде.
По своей давней привычке, я жевал, прислушиваясь к тому, о чем говорят за соседними столиками. Увы, ничего интересного. Дамы рассуждали о модах, о косметике и о погоде. Еще говорили, что надоела неопределенность, уж лучше бы начиналась эвакуация или пришли большевики.
Поболтавшись по Ялте несколько дней, я отпустил Максимилиана Александровича домой, а мы с Книгочеевым перебрались в Севастополь, чтобы быть поближе к событиям.
Не часто бывает, чтобы хороший военный оказался умелым политиком. Пример тому — адмирал Колчак, не сумевший договориться ни с анархистами, ни с эсерами, и получивший в тылу крестьянские армии, изрядно поспособствовавшие успехам Красной армии в Сибири. Правда, более успешными оказались Франко и Пиночет, но это скорее исключение, нежели правило. Охотно верю, что Слащев-Крымский — гений тактики. Но как политик, он меня немного смущал.