— Я, когда увидела этот первый перевод, сразу поняла, что это от Виктора. — продолжала мама.
— И ты никогда не хотела узнать, где папа?
— Если бы он хотел, он бы вышел на связь, позвонил, написал, но кроме денег за 18 лет не было ничего.
Я пододвинула к маме уже остывший чай. Взяла свой. И усевшись на стул мы с ней позавтракали остывшим чаем и блинами.
Мама помнила визуально дом, улицу и нарисовала мне подробный план.
Я уже одевалась, чтобы отправиться в гости к Надежде Васильевне, когда ко мне подошла мама, обняла и тихо сказала:
— Будь осторожна…
Я заключила маму в объятия и прошептала:
— Я тебя очень люблю, мама.
Ехать пришлось через весь город с двумя пересадками. Передо мной предстала невысокая сталинка в 5 этажей. Только в маминой памяти это было здание из красного кирпича, сейчас же дом был покрашен в бледно-желтый цвет и судя по облупившейся краске, уже не в первый раз. Я не стала звонить в домофон. Почему-то мне казалось, что Надежда Васильевна меня не впустит, а преграда всего в одну дверь была более хрупкой, чем препятствие длинною в весь подъезд.
Мне повезло — буквально через пару минут из подъезда вышла женщина и я быстро прошмыгнула в заветную дверь. Поднимаясь на третий этаж, я просчитывала примерный возраст педагога по анатомии. В маминых воспоминаниях это была женщина средних лет, ее волосы только-только тронула легкая седина. Значит сейчас ей около семидесяти.
Я нажала на кнопку звонка. Сердечко нервно заколотилось в грудной клетке, как канарейка в своем тесном домике из железных прутьев. За дверью была тишина. «Неужели дома нет никого». Я отмела мысль о кончине Надежды Васильевны, сразу как узнала у матери, что последнее денежное перечисление было незадолго до моего восемнадцатилетия. Ну не могло же мне так не повести. Я снова надавила на звонок.
За дверью раздались шаркающие звуки и я вытянулась по стойке смирно, готовясь к судьбоносной встрече.
Несколько поворотов ключа и дверь открылась. На пороге стояла невысокая старушка с аккуратно уложенными волосам. Волосы были абсолютно седыми, но со слабым фиолетовым оттенком. Надежда Васильевна прищурилась и осмотрела меня с ног до головы. Я хотела представиться, но язык будто намертво прилип к небу и не хотел двигаться.
Старушка с идеальной осанкой немного отошла в сторону, пропуская меня внутрь и сказала:
— Проходи, Маша…
Властный сильный голос, но с оттенком старческой хрипотцы. Наверное я даже не удивилась, что эта женщина знает мое имя. Я прошла в тесный коридор и в нос сразу ударил запах тысячи книг, словно я вошла в библиотеку. Этот особый запах старых пожелтевших страниц и совсем новой бумаги, только что сошедшей с конвейера. И действительно, я успела мельком заглянуть в соседнюю комнату, она сплошь была обставлена шкафами с книгами. Они стояли на полках, плотно прижатые друг к другу. Перевязанные бечевкой они стояли на полу. Черные, синие, в жестких и мягких переплетах, кожаные, тканевые или вовсе без обложек.