— Мама давно говорила мне, что в Центре что-то назревает. Многие недовольны политикой Елены, но открыто никто не выступал против нее. Что будет с остальными, так сказать, «мирными жителями»?
Максим уверил, что они предупредили тех, кого могли, рискуя тем самым, конечно, выдать свои планы.
— Всех спасти невозможно. Это война. А на войне без жертв не обходится…
У меня похолодело все внутри. Егор сжал челюсти и промолчал. Мама прошептала «Господи» и перекрестилась. Максим говорил все это уверенным спокойным тоном, будто передо мной сидел не студент первого курса Института Физической культуры, а прожженный вояка, прошедший Вьетнам и Афганистан.
Перед моими глазами мелькали кадры военных действий, которые я когда-либо видела в кино или на фотографиях. Фантазия рисовала жутчайшие картины, стало действительно страшно.
— А что же дальше?
Этот вопрос вдруг сам вылетел из моего рта. Но это был наверное самый главный вопрос.
— Что дальше? Захватите вы этот Центр, скрутите Соколовскую… И что дальше?
Максим, ничуть не смутившись, ответил:
— У власти станут наши люди. Только мирные цели на благо людей. Никаких экспериментов, никаких обязательных браков с нареченными парами. Только добровольное продолжение рода Хранителей.
На мое возражение, что таким образом вскоре Дар совсем иссякнет из крови людей, Максим лишь ответил: «Значит, так тому и быть…»
Егор удовлетворительно кивнул. Иногда мне казалось, что вопрос о добровольном выборе спутника жизни волновал его больше всего в этой истории. Я же жутко злилась. Все это было неправильно и пока я не понимала, что именно.
Впереди показалось небольшое селение. Машина плавно заехала в деревню и продолжала движение вдоль узких улиц. Небольшие дома с деревянными ставнями и резными крылечками, выглядывали из-за низких заборов. Кое-где ближе к дороге, местные жители торговали остатками урожая уходящего года. Картошка, яблоки в больших железных ведрах и домашние закрутки, типа компотов и варенья. Все это богатство стояло на больших деревянных помостах прямо около дороги.
Мы остановились на окраине деревни около последнего дома. Длинный забор, выкрашенный в зеленый цвет, скрывал от нас дом, стоявший в глубине сада. На заборе помимо таблички с указанием улицы и дома, висела табличка по-меньше. Она гласила: «Ветеринар». Я удивилась. Мама тоже перехватила мой нахмуренный взгляд и пожала плечами.
Мы вышли из машины. Здесь пахло совсем по-осеннему: сыростью; пожелтевшими листьями; подгнившими яблоками, упавшими в траву; и еле уловимым дымком, какой бывает, когда топишь самовар.