— Понятно. Я слушаю.
Знаменитая сигара Черчилля начала выписывать белосизые кренделя над столом из мореного дуба.
— Знаешь, дорогой друг, курение сигары подобно — не удивляйся! — любви. Сначала вас влечет форма, потом дер жит вкус. И никогда, никогда нельзя позволить огню загаснуть… — Черчилль улыбнулся, взглянув на Корду. Потом нахмурился и сменил тон: — Война началась не очень удачно для нас. Но будем считать, что это не начало конца, а конец начала.
Александр Корда поддержал:
— Только с таким настроением мы победим.
Черчилль согласно кивнул головой, пыхнув сигарным резким дымком:
— Настроение во многом создаете вы, деятели кино. И кино должно делаться даже тогда, когда немецкие бомбы будут осыпать Британию… Александр, тебе надо подумать о перебазировании в США. И там продолжать делать свое дело. И подумать о том, кого взять с собой в команду. Пусть вначале нас не поймут. Думаю, мы переживем это недопонимание. Переезд нужен во имя высших целей…
Черчилль помолчал, потом продолжил, чуть повысив голос, чтобы подчеркнуть важность своей мысли:
— Думаю, с тобой должен поехать Лоуренс Оливье. В Голливуде есть все условия для того, чтобы создавать фильмы, которые способны будут поднять боевой дух по обе стороны океана. Да, да, и американский боевой дух также: вместе с нами США должны вступить в войну с Гитлером.
— Но я не могу приказать Лоуренсу…
— Могу приказать я, — насупившись, перебил Черчилль. — Передай ему, пожалуйста, мои слова: Уинстон Черчилль не просит, а приказывает выполнить свой долг перед родиной… Будут у Лоуренса еще некоторые задачи. Чуть позже мы с тобой их обсудим, а ты, в свою очередь, — с ним.
В июне 1940 года Оливье и его невеста, несравненная и уже оскароносная — за участие в «Унесенных ветром» — Вивье Ли, играют в Нью-Йорке заглавные роли в спектакле «Ромео и Джульетта». Нельзя сказать, что это был их триумф. Критика кусалась, рецензенты фыркали. Оливье объявил через прессу, что они с мисс Ли на днях последний раз выступят в «Ромео и Джульетте», после чего первым кораблем отбудут на родину, в Великобританию.
Но он, как вскоре выяснится, поторопился.
Сначала Оливье и еще нескольких британских подданных старше 31 года получили от посольства Великобритании в США указание оставаться в Америке до получения дальнейших инструкций. Потом ему прислал телеграмму министр информации Дафф Купер. Министр просил Оливье воздержаться от возвращения, пока не будет решено, как наилучшим образом использовать его в военных целях.
Оливье приободрился — неужели его все-таки возьмут в морскую авиацию, куда он просился и о которой мечтал давно? Да, ему 33 года, а возрастной ценз для неподготовленных летчиков — 28 лет. Но ведь он уже умеет летать, он учился!