Дверь оказалась заперта. Он собрался было послать за помощью, чтобы взломать упомянутое местожительство, но тут Римо схватился за ручку двери и повернул ее. Раздался скрежет ломающегося металла. Дверь открылась.
– Дверь слабовата, – заметил полицейский. По ту сторону порога валялся кусок сломанного замка. Он нагнулся, чтобы его поднять, но отдернул руку – металл был горячий.
– Что вы сделали с дверью? Что тут произошло?
– Я дал вам войти, – ответил Римо. – Но это все равно бесполезно. Его здесь нет.
– Не будьте столь категоричны. Если я что-нибудь понимаю в криминалистике, так это то, что категоричность в суждениях ни к чему не приводит. Надо быть гибче.
– Как не кричи: “Халва, халва!” – во рту сладко не станет, – усмехнулся Римо. – Его там нет.
– Откуда вы знаете? Как вы можете утверждать, что его здесь нет? – набросилась на него Консуэло Боннер. – Как вы можете это знать, если вы еще не вошли в квартиру? Хоть я и женщина, но в компетенции не уступаю мужчинам. И не надо поливать меня грязью.
– Его здесь нет. Я не могу вам этого объяснить, но я знаю, что это так. Поверьте мне на слово, о’кей? – сказал Рим о.
Он и вправду не знал, откуда у него эта уверенность. Он понимал, что другие люди не чувствуют присутствия постороннего за дверью. Он не мог ей сказать, как он это чувствует, это было все равно, как если бы объяснять, как работает свет.
– Дай я объясню, – встрял Чиун. – Мы все – частицы единой сущности. Мы только думаем, что мы сами по себе, потому что наши ноги не растут из земли. На самом деле мы все взаимосвязаны. Некоторые люди уничтожили в себе ощущение этой связи, но Римо и та комната, откуда ушел этот человек, едины по своей сути.
– Мне более понятно, когда он говорит “не знаю”, – ответила Консуэло.
– Вы что – из какой-нибудь секты? – спросил полицейский.
– Кто эти ненормальные? – спросил Чиун.
– Обыкновенные американцы, как все, – ответил Римо.
– А, тогда понятно, – сказал Чиун.
Конечно, Джеймса Брустера в комнате не было. Он был уже в аэропорту – с появившимся неизвестно откуда доброжелателем. Незнакомец был похож на шведа, но говорил с испанским акцентом. Джеймс Брустер никогда не верил в удачу. Но сегодня удача улыбнулась ему в тот момент, когда он не мог в нее не поверить.
Он сидел на кушетке, трясясь от ужаса. Его дорогой адвокат его покинул, и он оказался перед лицом заключения, позора, унижения и теперь проклинал себя за то, что позволил себе даже думать, что ему удастся улизнуть. Когда зазвонил телефон, он решил не снимать трубку.
– Вот оно. Обложили. Мне конец. Вот оно. Оно. – Он налил себе стакан виски. – Я пошел на риск и проиграл. Это конец.