— Брось, старшина, завтра найдем, — посмеиваясь, заметил Максимов.
Старшина не ответил. Он еще больше сжался и продолжал искать. Я подошел к нему. Прищепа поднялся — потный, посрамленный, с поблекшим лицом — и прогудел:
— Нема!
— Вот же, — показал я.
— Тьфу! Я тут сто раз дывывся, — сокрушенно развел руками Прищепа.
Дежурный сообщил, что меня срочно вызывает начальник заставы. Я поспешил в канцелярию. За столом брился Фаязов. На столе стояли жестяная кружка, мыльница, помазок. На ящике, который служил сейфом, лежали гимнастерка и ремень. Начальник заставы был в майке, обнажавшей полные, округлые плечи, крепкие руки и широкую волосатую грудь.
— А-а, комиссар?! — Фаязов резко поднялся. Губы его зло подрагивали.
Я понял, что будет буря.
— Не комиссар, а политрук, — поправил я. — И ничего здесь нет смешного.
Глаза Фаязова прищурились.
— Я не смеюсь… Но я не позволю отменять мои приказы! — Он стукнул кулаком по столу.
— Смотря какие.
— Что?! Любые! — Фаязов был вне себя. — Кто здесь начальник? Кто командует заставой?
— Вы, — мягко сказал я. — Но отменять неправильные приказы буду я. Меня для этого сюда прислали.
Фаязов бросил бритву и, опираясь руками на стол, сильно подался вперед.
— Отменять?! — закричал он. — Кто тебе это позволил?
— Партия!
— Я тоже коммунист! — крикнул он.
— Поэтому я думаю, что мы, как коммунисты, найдем общий язык.
Фаязов так взглянул на меня, что я понял: примирения не будет.
Я присел на скамейку. В канцелярии был только один стул, на котором сидел начальник.
— Ты думаешь, что если я таджик, то за мною надо следить? — спросил Фаязов.
— Нет. Я так не думаю.
Фаязов молчал. В недобрых, сжатых с силой губах застыло упорство. Такого нелегко поколебать. Предстояла тяжелая борьба.
В воскресенье мы с Максимовым отправились на охоту. Вволю полазили по горам, и к полудню нам удалось подстрелить двух архаров. Мы потащили их на заставу. Спускаясь по отлогому скату, заметили на вершине горы еще одно стадо архаров. Козлы брели среди камней. Архары были довольно далеко. Я выстрелил, чтобы попугать их, и убил одного. Максимов полез за ним, а я, присев на камень, закурил.
— Салом-алейкум! — послышался веселый голос.
С горы спускался пожилой дехканин в расстегнутой серой рубахе, поношенных черных брюках, с охотничьим ружьем на плече. Он был небольшого роста, худощавый, с приятным лицом, с черной, коротко остриженной бородой, в которой серебрилась седина. Улыбался он с таким радушием, словно давно был со мною знаком.
— Салом-алейкум, — ответил я. — На охоту ходили?
— Мало-мало стреляй. Плох будет — мимо. Архар далеко, — сказал он и добродушно улыбнулся. Из-под усов блеснули ровные белые зубы. Держался он свободно и дружески, только иногда добрые глаза его хитровато посматривали на мой маузер.