— Ты хороший человек. Старый Сары-Сай любит таких, — широко улыбнулся он, не сводя с меня своих изучающих глаз. — Давай говорим по душам.
— Давай, — согласился я.
Сары-Сай придвинулся ко мне и, дружески заглядывая в глаза, сказал:
— Совет — хорошо, большевик — хорошо, русский — хорошо, а колхоз — плохо.
— Вы против колхозов? — спросил я, удивленный такой откровенностью и прямотой.
— Нет. Я говорю за колхоз. Всем дехканам говорю: пойдем в колхоз. Не хочет.
— Но колхоз в кишлаке есть! Значит, пошли люди.
Сары-Сай еще ближе придвинулся и, взяв меня за руку, таинственно зашептал:
— Они в глаза — за колхоз, а в душе — против. Мусульман не понимай. Он не скоро пойдет в колхоз. Ожидай мало-мало.
Откровенность Сары-Сая покорила меня и в то же время насторожила. «Кто ты, Сары-Сай? — думал я. — Иногда в твоих словах много наивного, а иной раз я слышу такие фразы, которые выдают, что ты более умен, чем, возможно, хочешь показаться…»
Мы пили чай, закусывали плоской суховатой лепешкой и потихоньку беседовали. Он поведал мне, как в период организации колхоза в ущелье неизвестные люди ранили председателя кишлачного Совета Назаршо. Это было зимой. Сары-Сай обнаружил его полузамерзшего и на ишаке привез в кишлак. Председатель ожил. Его отправили в Хорог. Он до сих пор там в больнице. Полгода лечится. Когда приехала комиссия, стала выяснять, кто пытался убить его, дехкане перепугались и почти все пошли в колхоз. Так, по мнению Сары-Сая, в кишлаке и образовался колхоз. В рассказах его было много странного. И у меня начинало расти чувство недоверия к этому дехканину, читающему коран и агитирующему за колхозы, в которые он сам не верил. И вместе с тем что-то тянуло к нему, и я думал: «Может, это хороший человек, и я ошибаюсь…»
Я рассказал начальнику о знакомстве с Сары-Саем.
— А-а-а, Сары-Сай, знаю, знаю, — оживился Фаязов. — Хитрая лиса.
— Почему — лиса? Старый добрый человек. Я решил взять его переводчиком.
Начальник не возражал.
— Только, смотрите, осторожнее, — предупредил он. — Кажется мне, что не чиста его совесть.
Как-то из кишлака Старый Рын прибежал на заставу молодой парень. Мы с Фаязовым в то время были во дворе. Парень стремительно подскочил к начальнику. Он так взволнованно рассказывал о чем-то и был так возбужден, что я сразу почувствовал: случилось неладное. Я плохо понимал по-таджикски, а парень говорил сбивчиво, так что мне ничего другого не оставалось, как рассматривать высокую фигуру парня, в грубой домотканой рубахе, поношенных коротких штанах, едва достигавших колен. Оборванные рукава рубахи почти до локтей обнажали крепкие загорелые руки.