— Аскар будет?
— Аскар, аскар — красноармеец, — подтвердил я и спросил, как его зовут.
— Кадыр, — ответил за него Сары-Сай. — А это братья Ашур и Навруз. — Он показал на коренастых краснощеких парней, очень похожих друг на друга.
Они стояли в стороне и казались чем-то недовольными.
Айдар решительно шагнул к учителю и довольно бесцеремонно отстранил рукою Кадыра.
— Мой не пойдет школу, — сказал он твердо и жестко.
Вахид удивился:
— Как? Ты же сам только записался? И они записались. — Учитель с недоумением посмотрел на парней.
— И они не пойдет. Моя сказал: не ходи! И они не пойдет, — сказал Айдар.
Ашур и Навруз согласно закивали головой.
— А ты, Кадыр? — спросил учитель.
— Мой пойдет.
Учитель что-то сказал по-таджикски парням, но никто ему не ответил. Айдар стегнул своего ослика прутом и зашагал дальше. За ним двинулись остальные парни. Пораженный таким непредвиденным поворотом дела, Вахид долго с досадой смотрел на них, потом повернулся ко мне.
— Видали? Согласились, а по дороге передумали. Придется начинать сначала.
— Взрослый таджик не пойдет в школу. Не, не, не! Не понимает. Отсталый человек, — сказал Сары-Сай.
Мне показалось, будто старик в душе радуется этому неожиданному отказу парней.
— Пойдут, все пойдут, — убежденно сказал Вахид.
Я пожелал Вахиду успехов и догнал повозку.
Старый Рын безмолвно прощался со своими обитателями, которые, как муравьи, копошились в пещерах, сновали по тропкам вниз и вверх — от повозок, что стояли у подножия, к своим норам и назад, перетаскивая нехитрые пожитки. Несли рваные халаты, дырявые кошмы, деревянные корыта, ступки, закопченные горшки, обноски обуви, рвань и хлам. Я удивился, не слыша радостных возгласов, не видя веселых улыбок. Люди словно не радовались тому, что они перебираются в новые кибитки, где не будет гулять ветер и обжигать холодом камень. Лишь после, привыкнув к нравам горных жителей, я узнал, что дурной приметой считается у дехкан слишком сильно выражать свою радость на пороге счастливого события.
Мы несколько раз побывали в Рыне и у подножия горы. Фартухов, стоя на повозке, укладывал вещи, а мы с Назаршо, Шуляком и Мир-Мухамедовым носили из пещер мешки с пшеницей, вязанки сена и хвороста. Я заметил Худоназара. Он поднимался по тропе вверх. Мне хотелось поговорить с ним, и я с Мир-Мухамедовым направился за ним. Худоназар вдруг куда-то исчез. Мы подумали, что он зашел к себе, и повернули к его пещере.
Я согнулся и полез в круглое закопченное отверстие. За мной двигался Мир-Мухамедов. Посередине сумрачной, как подвал, пещеры на коленях стояла в знакомом выцветшем красном платье Савсан и молола зерно маленькими жерновами. Жернова стучали. Она не слыхала, как я пролез в пещеру и стал у бугристой закопченной стены.