Фаязов помолчал.
— Ладно, — решил он. — Пошлем повозку, двух коней и троих красноармейцев. Больше не могу.
Провожая председателя, уже у ворот Фаязов спросил:
— Слушай! Говорят, будто Худоназар не хочет переселяться.
— В Вахан собирается переезжать.
Я уже знал, что Худоназар — отец Савсан. «Что с ним случилось? — думал я. — Почему его вдруг потянуло в Вахан? Не потому ли, что там живут родственники Султанбека? Там проще будет баю похитить Савсан». Надо бы это выяснить.
Я попросил Фаязова разрешить и мне поехать в Старый Рын вместе с бойцами. Командиры отделений, Кравцов и Максимов, на конях давно скрылись за поворотом, а наша повозка тряслась и подпрыгивала на ухабах. Лошади неслись рысью. Повозочный Фартухов придерживал их слегка за вожжи, но чаще показывал им кнут, и гнедые рвались вперед. На одной стороне повозки сидели, свесив ноги, Мир-Мухамедов и Шуляк, на другой — Прищепа и я. Мне все-таки удалось выпросить у начальника заставы шестерых бойцов вместо троих.
Около новых кибиток суетились люди. Одни что-то приколачивали, носили, копали; другие стояли и просто смотрели. Женщины и дети сидели и лежали на разостланных кошмах, одеялах, узлах. Кое-где тлели очаги.
По дороге тянулись навьюченные домашними вещами трудяги-ослики. За ними брели с узлами и без узлов мужчины, женщины, дети.
— О, начальник! Салом! — радушно закричал Сары-Сай, подняв руку.
Я соскочил с повозки.
— Знакомься, начальник, наш учитель Вахид.
Около Сары-Сая стоял молодой парень. У него было приятное, чуть опаленное загаром лицо, полные, будто припухшие, губы, веселые умные глаза.
— Вы что? Тоже переселять едете? — как-то просто, по-дружески спросил он, словно мы с ним были давно знакомы.
— А как же? Весь Рын вышел. И мы решили не отставать. Событие-то какое! Люди из пещер переходят в кибитки. Да я бы такое переселение проводил под звуки оркестра!
— Удивительный кишлак! Вот я таджик, но до сих пор не знал, что есть люди, которые всю жизнь прожили в пещерах. А, оказывается, есть. Теперь своими глазами увидел.
Вахид говорил по-русски чисто. Он все больше и больше нравился мне.
— Раз учитель есть, значит, в Рыне будет школа? — спросил я.
— Все будет — и школа, и ликбез, и комсомольская организация. Вот они, будущие комсомольцы и первые мои ученики, — показал он на молодых парней, которые подходили к нам.
— Одного я знаю. Айдара.
Высокий, плечистый парень, услышав свое имя, протянул мне сильную, мускулистую руку.
— Салом, начальник! — Глаза его диковато блеснули из-под нахмуренных бровей.
Ко мне подбежал и схватил мою руку низкорослый скуластый крепыш. Он был совершенно рыжий. Такого цвета волосы редко встречаются у таджиков. Он весело улыбнулся и тронул меня за рукав гимнастерки.