— А Мир-Мухамедова я встречала в Алайской долине, — говорила Савсан. — Знатный чабан, Герой Социалистического Труда.
Не знали мы только ничего о Кравцове и Максимове.
От воспоминаний о наших товарищах мы как-то незаметно перешли к воспоминаниям о тех событиях, которых ни она, ни я не сможем, конечно, забыть никогда в жизни. То и дело, перебивая друг друга, мы говорили: «А помнишь?», «А помнишь?»
Справа, в стороне ущелья, послышались звонкие голоса. К нам шли какие-то люди с палками в руках, а рюкзаками за плечами.
— Туристы, — сказала Савсан. — Их здесь много проходит летом.
Она задумчиво смотрела на идущих мимо юношей и девушек, молодых, счастливых, звонкоголосых… О чем думала она? Может быть, о том, что у сегодняшней юности дороги легче. А может быть, о том, что не зря прожили и мы свою юность. Не зря воевали за право теперешней молодости быть счастливой!..
— Я знаю, каким будет наш Памир при коммунизме, — неожиданно сказала Савсан.
— Каким же?
— Он будет огромным курортом. Сюда будут приезжать больные, чтобы лечиться, здоровые — чтобы отдыхать. — Она совсем молодо вскочила и, восторженно прижав руки к груди, огляделась вокруг. — Посмотри, товарищ комиссар, какая красота! Посмотри, какой он, наш Памир! Да разве такая красота сыщется где-нибудь еще на свете!..
Я встал рядом с ней. Далеко, в дымку, словно в глубь веков, уходили молчаливые горные хребты. Облака цеплялись за их вершины. Высоко в небе парили орлы. Памир лежал перед нами, суровый и прекрасный, как наша молодость.