— Я чай, уже пронюхали.
— Коли кто еще не знает — так вскоре узнают, как ты с Сальковым справился…
— Мы справились, — напомнил князь. — Ты же тогда при мне был и в поиск молодцов водил. Так вот, я тебя в приказ явно не возьму. Ты не должен быть на виду. Твое дело сейчас — безопасность княгини и деток. Устрой так, чтобы их денно и нощно охраняли.
— Велишь раздать истопникам оружие?
Истопники были в хоромах — свои люди, проверенные и испытанные, имели доступ во все помещения, и в опочивальню княгини также.
— Раздай. Купчишек на двор пускать лишь ведомых.
Княгиня Прасковья Варфоломеевна сама по лавкам Торга не ездила — коли в чем была нужда, ей купцы с приказчиками сами привозили.
— Так.
— Новых работников пока не нанимать.
— Так.
— Я тем временем начну разбираться в делах Разбойного приказа и разгонять дармоедов. Сдается, и не только дармоедов.
Чекмай знал — когда у князя так сдвигаются брови, принято решение действовать по его особым, княжьим законам, и тут хоть многие тысячи ему обещай — с пути не свернет.
— А потом как? — спросил Чекмай.
— А потом — как всегда. О чем мы сговариваемся и что затеваем — никому знать не положено. Те, что будут крутиться у Разбойного приказа, вынюхивать да домыслы строить, тебя там не увидят.
— Все знают, что я тебе служу. Коли я там ни разу не появлюсь…
— Уразумел. Иногда станешь приходить.
— Так.
— Когда Гаврила вернется — опять будет при тебе.
— Если вернется… — тихо сказал Чекмай.
— Если не вернется — значит, плохо ты его воспитал.
Князь рассказал о погибших стольниках Балашовых.
— Дурой нужно быть, чтобы парнишек в такое время в подмосковную отправлять. Им казалось, будто саблю в руку возьмешь — и она сама во все стороны разить примется, — князь вздохнул.
— Восемнадцать — это уж не парнишка.
— Кто в Смуту рос и мужал — тот и в пятнадцать почти что взрослый. А эти — в Кремле росли, живого казака, ляха и литвина, может, в глаза не видывали. Так что беремся за дело — будем разгребать Авгиевы конюшни.
Чекмай тихо засмеялся.
Мало кто на Москве знал, что сие речение означает. А князь и Чекмай — знали, поскольку монах, учивший их грамоте, был человеком книжным и немало таких историй вычитал и своими словами пересказывал.
Потом они из крестовой палаты пошли в покои княгини и деток — князь сделал жене краткое внушение, призывая к величайшей осторожности, а Чекмай исследовал, какие окошки куда глядят да нет ли чего подозрительного в чуланах, вроде окошка, заставленного старой рухлядью. Так он дошел до княжьей опочивальни и, подойдя к стене, погладил ножны длинной, в полтора аршина, сабли, что крепилась к персидскому ковру.