А потом Чекмая вызвали на двор.
— Тут один детина шатается, то взад-вперед пройдется, то норовит через забор заглянуть, и все как-то по-дурацки, открыто.
— Пошли, разберемся, — и Чекмай, подозвав двух надежных и плечистых молодцов, вышел с ними за ворота.
На другой стороне Ивановского переулка торчал человек с непокрытой головой, в длинной рубахе, достигавшей края голенищ.
— Сей? — спросил Чекмай.
— Он самый.
— Возвращайтесь. Он не опасен.
Но молодцы остались стоять у калитки. Мало кому внушил бы доверие кудлатый человек, что среди бела дня разгуливает в бабьей рубахе.
— Ступай прочь, Бусурман, тебе тут делать нечего, — сказал, подойдя, Чекмай.
— Ты мне сперва скажи, из какого списка собрался меня вычеркивать.
За несколько часов Павлик протрезвел. Говорил внятно, глядел прямо.
— Рубаху где взял?
— С веревки стянул. Я верну.
— Ступай. Ты нам не надобен.
— А коли пригожусь?
— Бабьи рубахи с веревок таскать?
— В каком списке я был?
— Мы искали нужных людей. Думали, из тебя выйдет толк. Ошиблись, ты уж прости, — Чекмай повернулся и пошел прочь.
Павлик забежал вперед и заступил ему дорогу.
— А ты испытай меня!
— Есть на Москве человек, Мамлей Ластуха, — поразмыслив, сказал Чекмай. — Он лет сорока, я полагаю, а лицом, хотя имя вроде татарское, почти не смахивает на татарина. Разве что глаза как-то по-татарски щурит. Где обретается — хрен его знает. Вот тебе три дня. Отыщешь — будем разговаривать. Нет — не обессудь.
— Сыщу. А как с ним дальше быть?
— Приходи сюда, спроси Чекмая. Да без лишнего шума.
— И то будет исполнено, — как полагается приказному служителю, четко отвечал Павлик. Затем, не прощаясь, повернулся и зашагал прочь. Люди давали дорогу чудаку в бабьей рубахе и громко смеялись у него за спиной. Но его это вовсе не смущало.
Чекмай проводил Бусурмана взглядом и усмехнулся — чего только не увидишь на княжьей службе…
Оказалось — было еще поручение, да такое, что похожего исполнять не доводилось. К нему подбежал Ивашка, служивший на посылках, и доложил, что княгиня велит прийти.
Прасковья Варфоломеевна редко напрямую о чем-то просила Чекмая, а более — через мужа. Именно князь еще зимой передал, что она сама хочет выбрать изразцы для нового дома, так чтобы ей принесли образцы. Князь укатил по зимнику в Новгород, а Чекмай сам был при том, как два купца предлагали княгине товар.
— Что твоей милости угодно? — спросил он, поклонившись и встав в дверях опочивальни.
— Сослужи мне службу — поезжай на двор покойного князя Зотова и забери оттуда княжну Вассу. Вот ее мамка, она с тобой поедет, — княгиня указала на женщину средних лет, стоявшую у стены вместе с комнатными женщинами.