А все очень просто. Письмо, разумеется, было продиктовано свыше, и связано оно с очередной попыткой прихлопнуть начинание Ефремова. Мы покорпели и составили ответ, в котором лучезарно благодарили за радушное приглашение и предлагали «приехать всем составом театра к труженикам Ачинска на гастроли», но, шалишь, не более того. Ответ был напечатан той же «Советской культурой» 20 октября 1959 года – только пусть уж гипотетический будущий историк, если он, по счастью для него, уже имеет возможность быть наивным, не подумает, что студийцы «Современника» так долго не могли собраться сочинить ответное письмо. Все это время наверху решался кардинальный вопрос: настало ли уже время ломать шею «Современнику», не пора ли расформировать его труппу? И видать, милостиво решили: пусть еще поживет маленько Олегово детище (тогда опубликовали и наш ответ), но контроль над театром надобно учредить построже, а для этого дать ему нового директора. И дали – В.С. Куманина, работника Министерства культуры.
Получилось, однако, как в том анекдоте про еврейского мальчика, которого послали исправлять речь к русскому батюшке, – через полгода поп закартавил. При всей своей внушительной, строгой фактуре Владимир Семенович оказался человеком мягким, добрым, да еще и пьющим в придачу (когда-то он сам был актером, Вершинина играл в Театре им. Станиславского). Нет, ошиблось начальство, нечаянно слиберальничало – тут, почитай, самого громилу Ю. Зубкова надо было послать директорствовать в «Современник». Он в те времена на страницах «Советской России» бдительно одергивал нас: «Помни, что ты зодчий…» – а сам, радетель архитектуры, дай ему полную волю, с радостью сел бы на бульдозер и камня на камне от тогдашнего «Современника» не оставил. Даром что и сносить еще было нечего, не было тогда у театра своего здания. Или хотя бы И. Патрикееву прислали. Она ведь тоже все понимала; напечатала в зубковском журнале «Театральная жизнь» большую статью о спектаклях «Никто», «Пять вечеров», «Взломщики тишины», «Голый король», которые, по ее мнению, начисто лишены были гражданского звучания. И статью озаглавила, – «На перепутье», предупреждала, стало быть: «Налево пойдешь – смерть найдешь, направо пойдешь…»
Так нет! Ошибку допустили. Не тот был человек Б.С. Куманин, чтобы вывести тогдашний «Современник» на пути-дороги Ю. Зубкова и И. Патрикеевой. А гражданственность, которой требовали от Ефремова, была у него совсем другого покроя.
«Кто из нас в этот час рассвета смел бы спутать два главных цвета!..» И тут интересно ответить на два важных вопроса: первый – на что «Современник» был способен сам, и второй – что ему запретили совершить, не дав проявить, на что именно он способен. В то время, что бунтовал розовский Олег, на другом краю Европы, в Англии, бунтовал его сверстник Джимми Портер в пьесе Осборна «Оглянись во гневе». Казалось бы – вот когда «Современнику» и поставить бы пьесу молодого «разгневанного» англичанина, а не спустя почти десять лет, когда настала пора оглянуться без гнева, но в серьезных раздумьях о прошлом…