Конечно, с поводка была спущена пресса, но и она не смогла закрыть спектакль. «В ванне хочется помыться после этого спектакля»! – вопила «Советская культура» устами «чистоплотного» рабочего из Кузбасса. «А один из молодых актеров театра “Современник” договорился до того, что ему интереснее играть человека-собаку в “Голом короле”, чем участвовать в пьесе А. Софронова, играя роль художника-абстракциониста Медного…» – доносила критик Ирина Патрикеева в журнале «Театральная жизнь». Имелось в виду мое выступление на зрительской конференции, которое Патрикеева, к моей радости, обнародовала.
Театр «Современник» и Олег Ефремов были героями дня. Сезон мы закончили душным вечером в помещении Театра-студии киноактера. Отыграли «Короля», с гиком ворвались в грим-уборные, срывали с себя мундиры, шкуры, отлепляли парики и наклейки. Я соскреб с носа гуммоз и залепил его в стенку. За два месяца в жаркой летней Москве 60-го года мы сыграли, пропели, сплясали «Короля» около пятидесяти раз. Но игра стоила свеч. Был замечательный прощальный ужин, который мы сами себе устроили. Сидели за столами – молодые, красивые, принаряженные. К роялю подсел Валя Никулин, и с Милочкой Ивановой они спели песню о «Современнике», которую сочинили в честь этого сезона, в честь театра, в честь Олега Ефремова, которого мы все так любили, а в тот вечер – особенно…
Шаг вперед, два шага назад
В начале сезона 1960–1961 года произошло первое – и небеспричинное – возобновление «Вечно живых». После «скандального» успеха «Голого короля» театру нужно было расписаться в лояльности. Эстетика шварцевского спектакля считалась вроде бы некоторым формальным изыском. В каком-то смысле он действительно приближался к традициям вахтанговским, удаляясь от декларированных ранее мхатовских.
В «Вечно живых» я получил роль Марка. Он написан Розовым как откровеннейший приспособленец и крашен одной черной краской. Урод в семье Бороздиных, трус и шкурник, откупившийся взятками, чтобы не идти на фронт. Пианист, притом бездарный. Словом, роль немногим отличалась от того, как Софронов написал художника Медного в пьесе «Человек в отставке». Оба не пожалели дегтя для ненавистных персонажей, только «правому» Софронову было мало даже того, что Медный художник-абстракционист – это уже само по себе смертный грех, – он сделал его еще пьяницей, карьеристом, в общем гадом ползучим. А «левый» Розов изобразил пианиста Марка беспробудным подлецом, свиньей, демагогом.
Марк, подло окопавшийся в тылу, женится на Веронике, невесте ушедшего на фронт двоюродного брата Бориса. Но этого автору показалось мало, и он заставил его изменять Веронике, воровать дорогостоящие лекарства из аптечки своего дяди, хирурга Бороздина. При всем том Марк не кается, а оправдывает себя и свои поступки. Когда кончается война и семейство Бороздиных собирается в родной Москве, Розов и в эту финальную картину вводит Марка. И опять тот до неправдоподобия бестактен, и опять делает гадости, и опять демагогически себя обеляет, пока ему уже вторично и окончательно не отказывают от дома…