На банкете в Кремле по случаю 7 ноября 1963 года, выпив с Ефремовым, Ильичев подводил его к важным людям и представлял – «молодого, талантливого». Как рассказывал сам Олег, ходили они по столам, ходили, и вдруг навстречу плывут три черные юбки: патриарх всея Руси Алексий и с ним два церковных сановника. Идеолог марксизма решил и ему продемонстрировать Ефремова:
– Познакомьтесь, товарищи-господа. Это главный режиссер театра «Современник». Молодой, талантливый… Между прочим, поставил сейчас спектакль «Без креста». Часом, не видели? – И Ефремову подмигнул: мол, видел, как я их, а?
Патриарх промолчал, глазом не повел. А один из сопровождавших его церковных иерархов так ответил нашему идеологу:
– Смотреть антирелигиозный спектакль «Без креста» нам не позволяет духовный сан, а вот «Голого короля» мы у них видели…
И уплыли три юбки по гладкому паркету Георгиевского зала. Из этого рассказа Ефремова видно, что он и сам все вполне понимал, умел разобрать, когда ветер с юга, и отличить сокола от цапли, как заметил принц Датский.
«Качка»
Время с 56-го по 64-й, время правления Никиты Хрущева, отличалось как раз тем, что дули разные ветры: и с юга, и с севера, разве что не с востока, так что оттепель иногда оборачивалась лютой зимой. Был XX съезд, но потом был и XXI, где, на радость сталинистам, десталинизация если не осуждалась откровенно, то тихо замораживалась.
В бумагах моей покойной матери я нашел тогдашнее стихотворение Евтушенко «Качка». Не буду обсуждать эстетическую ценность этих стихов, но те годы они характеризуют верно:
Качка!
Уцепиться бы руками за кустарник,
за траву…
Травит юнга.
Травит штурман.
Травит боцман.
Я травлю.
Волны словно волкодавы…
Брызг летящих фейерверк!
Вправо-влево,
влево-вправо,
вверх-вниз,
вниз-вверх…
Качка!
Все инструкции разбиты,
все графины тоже – вдрызг.
Лица мертвенны, испиты,
под кормой крысиный визг.
А вокруг сплошная каша,
только крики на ветру,
Только качка, качка, качка,
только мерзостно во рту.
Да, «качало» предельно. За XXI – бурный XXII съезд, когда Хрущева занесло и он, оторвавшись от текста доклада, рассказывал о таких преступлениях Сталина, вскрывал такие нарывы и обнажал такие язвы, что его речь даже не появилась в печати – побоялись. «Мы-то с вами это знаем, профессор, но им этого знать не нужно», – как скажет Женя Кисточкин, мой персонаж из пьесы Василия Аксенова, в своем гнусном воображении объявивший себя Руководителем Энского измерения.
Сыграли после «Вечно живых» комедию чешского драматурга Блажека «Третье желание». Голь на выдумки хитра; забавную пьесу «антимещанского направления» пробили под перевод Сергея Михалкова. Спустя много лет «Современник» поставил «Балалайкина и Ко» по «Современной идиллии» М.Е. Салтыкова-Щедрина. Вещь, казалось, была начинена современными аллюзиями. Поставил спектакль Г.А. Товстоногов. К тому времени неприятный эпизод с «Матросской тишиной» был предан забвению. К слову сказать, Георгий Александрович неохотно ставил в других театрах (если они не находились за рубежом), но предложение Ефремова принял. Оставалось выбрать автора инсценировки. Предлагались разные варианты, но к тому времени уже многоопытный Ефремов сказал: