– Ну а что, если вы откажетесь?
– Нельзя!
– Но ведь вы нефтяник, у вас своя профессия! Ну что вам будет, если вы откажетесь?
– Это равносильно прогулу со всеми вытекающими отсюда последствиями, – пояснил он.
Мы подъехали к полевому стану, машину окружила молодежь. Одна девушка, по профессии нефтяник, уроженка Львова, оказалась заядлой театралкой. Она расспрашивала о «Современнике», о Ефремове, о Театре на Малой Бронной. Это был первый человек на Сахалине, осведомленный о Москве, и то потому только, что лишь полгода как с материка.
За отсутствием клуба выступать мне пришлось в помещении, где жили шефы. Поначалу предполагалось, что я буду выступать прямо на улице, для этой цели между двух столбов натянули подобие экрана и наспех сколотили скамейки. Я же должен был стоять в кузове специально подогнанного грузовика с опущенными бортами – этакая своеобразная эстрада. К счастью, проекционная камера была узкопленочной, мои ролики не подошли, иначе – не миновать бы мне воспаления легких. Меня препроводили в их временное, на три месяца, жилье. Жилье представляло собой длинный барак, по двум сторонам которого в два этажа стоят нары. Выступая, я стоял на возвышении. Зрители же мои разместились кто на полу, а большая часть даже на нарах. Обстановка, экзотическая даже по сахалинским понятиям, компенсировалась тем вниманием и реакцией, с которыми слушатели воспринимали мое выступление. Это было первое выступление, доставившее мне удовлетворение. Провожали дружно, снова окружили машину, просили приезжать.
В такие минуты усталость, раздражение как рукой снимает, но ведь процент таких аудиторий на Сахалине очень невелик. Уже на следующий день я стоял в селе Горки, опять перед толпой крестьян с детьми на руках, и мучительно подбирал слова.
На последнем концерте в этот же день произошел случай настолько смешной, что я впервые на Сахалине хохотал от души, стоя прямо на сцене. Начали в десять вечера. Зал был заполнен молодежью, как выяснилось, шефами из Южного, в основном девушками. Несмотря на усталость, я сразу почувствовал, что работать можно. Читал Чехова с удовольствием. Чуть сбоку в первом ряду сидели три парня. Один из них в резиновых сапогах, в ватнике, чуть поддатый. Он прекрасно все воспринимал, живо реагировал, а когда я дошел до места: «А французу что ни подай – он все съест, и лягушку, и крысу, и таракана», – он громко рыгнул и, прикрыв рот рукой, выскочил под стон хохота из зала. Зал ржал минут пять, я пытался сдержаться, но потом захохотал тоже. Дальше весь рассказ воспринимался через случившееся. Такого успеха у меня не было еще никогда…