Скорее для себя самого я начал читать Бродского. Прочел «Письма римскому другу». Она слушала.
– Это кто написал? – спросила Светлана.
Я рассказал ей про Бродского, потом читал еще. Мельком взглянул на нее – она мучительно морщила лоб, стараясь понять. Когда я прочел стихотворение Бродского «Набросок»: «Холуй трясется, раб хохочет», – она сказала:
– Ой, как он! – и осуждающе покачала головой.
– А Пушкин еще почище.
И я прочел ей: «Свободы сеятель пустынный. Я вышел рано, до звезды… Паситесь, мирные народы…».
Она спросила:
– А это стихотворение не вошло в Собрание сочинений?
– Вошло, – ответил я.
– Михаил Михайлович, вы всегда такой или только на Сахалине?
– Пожалуй, всегда.
– Как вам трудно живется на свете, должно быть, – заметила Светлана.
– Почему же, я ведь вижу радость там, где ее не видят другие.
Зашел разговор о природе и о Боге.
– Ну что вы такое говорите, никакого Бога нет! – возмутилась она.
– А кто создал все это, всю эту прелесть, это море, эти скалы, звезды, человека? – я почти процитировал из мольеровского «Дон-Жуана».
– Но не Бог же!
– А кто?
– Природа.
– Ну а природу?
Разговор зашел в тупик.
– Ваша жена понимает вас? – спросила она.
– Да. Вполне.
– А другие люди понимают?
– Друзья понимают.
– А у вас их много?
– Друзей много не бывает.
– Значит, вы живете узким кругом своих интересов, – с облегчением обобщила она.
Я не стал с ней спорить.
Встреча с Эфросом
В начале судьба свела меня с Анатолием Васильевичем Эфросом и его искусством как зрителя. Его знаменитый спектакль «В добрый час!» но пьесе Виктора Розова в Центральном Детском театре поразил тогда своей свежестью, узнаваемостью людей и ситуаций, выхваченных из жизни. Студентами мы бегали смотреть эту и другие постановки Эфроса в Центральном Детском по многу раз. Здесь в совместной работе впервые и надолго объединились драматург В. Розов, режиссер А. Эфрос, актер О. Ефремов. Казалось, они нашли ключ к воплощению живых людей. Для середины 50-х это была большая редкость. С тех пор я внимательно следил за всем, что делает этот режиссер, стараясь не пропустить ни одной его новой работы.
Я младше Анатолия Васильевича на десять лет. Тогда он казался мне мэтром, хотя, в сущности, был еще молодым человеком. Но в те годы разница в возрасте ощущалась особенно сильно, да и разница в положении тоже: знаменитый режиссер и начинающий артист. И еще одно очень сильное впечатление – его постановка пьесы «Никто» итальянского драматурга Эдуардо де Филиппо в «Современнике». Собственно, этот спектакль и определил мой переход от Охлопкова в «Современник». Впрочем, и последующие мои переходы из одного театра в другой всегда определялись впечатлением от спектакля. Так, на Малую Бронную я перешел, посмотрев «Ромео и Джульетту», «Брата Алешу» и, кажется, «Счастливые дни несчастливого человека». К великому моему сожалению, я так и не видел его знаменитых «Трех сестер» 1967 года…