Рисунки на песке (Козаков) - страница 298

– О чем теперь толковать, Джонни. Все могло бы сойти лучше, но у тебя талант губить всякое дело.

– Да, спорить не буду, – устало говорит Джонни, – во всем виноваты урны…

…Я не отрываясь гляжу на него.

– Поля, покрытые урнами, Бруно. Сплошь одни невидимые урны, зарытые на огромном поле. Я там шел и все время обо что-то спотыкался. Ты скажешь, мне приснилось, да? А было так, слушай: я все спотыкался об урны и наконец понял, что поле сплошь забито урнами, которых там сотни, и в каждой пепел умершего. Тогда, помню, я нагнулся и стал отгребать землю ногтями, пока одна урна не показалась из земли. Да, хорошо помню, мне подумалось: “Это, наверное, пустая, потому что она для меня…”»

В даровании Олега Даля, особенно молодого Даленка, в его, как принято говорить, актерской палитре были яркие, солнечные краски, а среди разнообразия его масок была и маска клоуна-простака. Иванушка-дурачок, который за чудом ходил, сыгранный в фильме Надежды Кошеверовой, – это только один из многочисленных вариантов на тему Иванов, Емелек и других дурашливых простаков, которые, как всем известно, то оборачиваются царевичами или королевичами, то отказываются от причитающегося им полцарства и уводят царевну из царского дома, а иногда и ей самой предпочитают свободу, да девицу-скромницу из родимого села, да бадью портвейна.

Если пройтись по списку всего сыгранного Далем в кино, то ролей сказочных в буквальном смысле окажется не слишком много. Ну, тот же Иванушка у Н. Кошеверовой; солдат в ее же картине «Старая, старая сказка», где Даль с веселой песней на слова А. Галича пришагал в эту ленту из сказки Ганса Христиана Андерсена «Огниво»; две роли, Ученого и его Тени, в философской сказке Е. Шварца «Тень», экранизированной все на том же «Ленфильме» все той же Кошеверовой, которую Олег шутя называл «моя Куросавочка» или «Бабуля». (В «Старой, старой сказке» он, кстати сказать, тоже исполнял две роли – Солдата и Сказочника, лихую победительность, возможную и неизбежную в условном, придуманном мире, и беспомощность художника-мечтателя перед миром реальности.)

Но когда я говорю о маске Ивана – Емели, то, разумеется, этими работами не ограничиваюсь. Далю не случайно предлагали такие роли – он оставался Иванушкой-дурачком и когда играл Генриха в «Голом короле», и даже когда блистательно представлял сэра Эндрю Эгьюйчика в комедии Шекспира «Двенадцатая ночь» у английского режиссера Питера Джеймса в том же «Современнике». Причем и андерсеновский солдат, и Генрих, и даже сэр Эндрю были очень русскими солдатами, свинопасами и сэрами.