Это вовсе не значит, будто Олег не владел стилем, – напротив, он очень тонко чувствовал предполагаемый стиль, но все эти разные роли объединяло его очаровательное умение быть клоуном. Он замечательно умно идиотничал в них, изящно хулиганил, гармонически абсурдировал. Он был обворожителен в лихости, хитроват в простодушии и, надевая клоунскую маску, оставался в ней лириком Олегом Далем.
Не многим актерам дано умение заражать своим хохотом зрительный зал. Даль владел этим искусством удивительно. Он действовал на публику безотказно, как игрушечный заводной мешочек с хохотом, придуманный немцами. Нажимается кнопка, и мешочек выдает рулады смеха. Ты сначала с недоумением воспринимаешь это: ну в самом деле, что тут смешного? Но мешок продолжает хохотать, и ты уже улыбаешься идиотской выдумке. Тот – пуще. И вот, помимо своей воли, ты подключаешься, смеешься, хохочешь до слез – над собой, над глупостью происходящего – и не можешь остановиться.
Так смеялся и вызывал смех Даль в телевизионном спектакле «Ночь ошибок», поставленном мною в 1974 году. Это не трюк мастеровитого актера – смех оправдан ситуацией, – но Даль доводит эту ситуацию до крайней степени, до гротеска, до абсурда. Он остается при этом лондонской штучкой, сэром Чарлзом Марлоу, но за персонажем – сам озорной Олег Даль. Он играл «на грани фола», но не переходил эту грань никогда.
Мне кажется, что в фильме «Женя, Женечка и “катюша”» роль советского солдата Жени Колышкина хотя бы отчасти – тоже высокая клоунада, только с трагическим исходом. Картина В. Мотыля вообще уникальная. Это, кажется, единственная трагикомедия о войне. Комедии-то были: «Небесный тихоход», «В шесть часов вечера после войны», но там, как и положено в комедиях, все кончалось хорошо и даже очень хорошо. Здесь, вопреки всем правилам, – плохо. Очень плохо. Гибелью героини.
Даль сыграл артиллериста Женю Колышкина с поразительным чувством стиля и смысла того, что снимал В. Мотыль, даже, я бы сказал, с некоторым опережением, лучше других исполнителей поняв, что здесь нужно и что можно сделать. Олег всегда, когда его увлекала драматургия, «брал в край», точнее, в края роли. Смешное, дурашливое доводилось до предела, лиризм или драматизм роли тем самым оттенялся, высвечивался.
К сожалению, краски обаятельного простодушия, легкость, с какой он играл открытые добру и людям характеры, с годами стати его покидать. «Ночь ошибок», напомню, вещь сравнительно давняя, 74-го года. И то, если говорить правду, роль в ней была уже сделана на отжимках полнокровных созданий молодого Даля…