Он и сыграл Гения в экранизации пьесы Льва Толстого «Живой труп», сделанной В. Венгеровым. Федю Протасова из рук вон плохо сыграл мой любимый Алексей Владимирович Баталов. На удивление скучно, одномерно, плоско, как-то правильно сыграл эту самую неправильную, иррациональную натуру, написанную Толстым с только ему присущим размахом и темпераментом мысли и чувства. Баталов раньше никогда таких ролей не играл, не умел и не должен был играть. Баталов – сдержанный чеховский герой. Бесстрашие Толстого, разгул толстовских страстей не по зубам рациональному мышлению обаятельнейшего, умного, безупречного по вкусу актера А. Баталова.
Эпизодическая роль Гения не стала его шедевром, да и материала для этого в ней не было. Иннокентий Михайлович добрал недостающее на премьере фильма в Доме кино. Когда на сцене огромного зала представляли съемочную группу, он стоял на несколько метров в стороне от остальных участников. Он был обрит наголо, под парик для роли Чайковского, в которой тогда снимался, одет в черный вечерний костюм, на лацкане которого блестел значок лауреата Ленинской премии, стоял как Наполеон, скрестив на груди руки, гордо откинув назад лысую голову, отставив одну ногу вперед, чуть согнув в колене, и в этой картинной позе устойчиво простоял всю весьма длинную процедуру представления многочисленной съемочной группы.
Наконец очередь дошла до него, и режиссер в микрофон произнес: «А в роли Гения – Иннокентий Смоктуновский». Громкие аплодисменты. Артист, не меняя позы, одарил зал резким кивком головы. Громкие аплодисменты стали бурными. Он дождался шквала, скандежа. Вот так, ребята! Знай наших!
На премьере фильма Сергея Герасимова «Дочки-матери» все в том же Доме кино И.М., игравший одну из главных ролей, предстал перед публикой в весьма странном облачении. На нем была замшевая куртка и узкие клетчатые брючки, словно одолженные напрокат у персонажа из гоголевского «Ревизора». Во время поименного представления участников фильма он время от времени нагибался и почесывал ногу где-то в районе ботинка. Разумеется, все смотрели только на него, как и тогда, когда он стоял в черном костюме с лауреатским значком на лацкане…
Оба раза я был свидетелем этой его игры с публикой Дома кино. И вот тогда я тоже задумался: кто же он, этот загадочный артист И.М. Смоктуновский? И сколько не думаю, по сей день не нахожу однозначного ответа. Где заканчивается игра и начинается жизнь, вновь переходящая в игру?
Всего два-три раза в жизни мне довелось с глазу на глаз беседовать с ним на какие-то и впрямь серьезные темы. В тех случаях он отбросил всякую игру и показуху. А перед кем играть? Не передо мной же, его единственным зрителем и собеседником? И тогда создавалось ощущение, что перед тобой серьезный, глубокий, много повидавший, передумавший, перечувствовавший человек, вовсе не дешевый показушник и игрун.