К примеру, потрясающую работу Олега Борисова в телеверсии Льва Додина «Кроткая» по Достоевскому тоже не уберегли, стерли. Как мне рассказывал сын Олега Борисова Юрий, срочно понадобилась видеокассета для съемки какого-то политического шоу с участием Бориса Николаевича Ельцина. И по ошибке взяли кассету с «Кроткой», чтобы записать этот судьбоносный визит президента в Питер. Словно предчувствуя, чем дело кончится, я убедил Зиновия Ефимовича записать хоть часть нашего спектакля на фирме «Мелодия», хотя бы первые диалоги доктора Фауста и его оппонента Мефистофеля, уговаривающего Фауста заложить свою бессмертную душу в обмен на возвращенную молодость. Так и называется эта пластинка – «Сделка». Ее мы в 1987 году сотворили с моим старым старшим товарищем Зямой.
Почему я не написал: с другом Зямой? Ведь мы с ним и с его замечательной женой Татьяной дружили семьями, начиная с 70-х годов вплоть до ухода Зямы в конце 90-х. Да, дружили: мы с моей тогдашней женой Региной часто бывали у них в доме, они не раз бывали у нас – и при Регине, и при новой моей жене Анне. Гердт навещал меня в разных больницах, куда я не раз попадал. Мы вместе снимались в картине Ролана Быкова «Автомобиль, скрипка и собака Клякса» и подолгу жили в Таллине, где выпили не одну рюмку водки в ожидании хорошей погоды. Мы в 89-м году вместе съездили в Америку на гастроли, как это называлось тогда, «по воинским частям» – имелась в виду русскоговорящая эмиграция. Гердты позже не раз побывали в доме у нас с Анной в Израиле, где мы жили с 91-го по 96-й год. Мы еще успели пару раз увидеться с Зиновием Ефимовичем и по возвращении оттуда. Да мало ли. Повторюсь: нас многое связывало – годы, общие друзья и компании, любовь к поэзии и музыке и прочее.
Однако в этом моем воспоминании 2004 года, когда Зиновия Ефимовича уже нет, я не рискнул написать: друг Зяма. Почему? Я жил в Израиле. У всех у нас по телевидению была возможность смотреть напрямую недолгое время еще советское, а затем российское телевидение. В одной из передач Зиновий Ефимович Гердт на вопрос: «Кто ваши друзья?» – стал перечислять своих замечательных, знаменитых и незнаменитых друзей. «А Козаков?» – спросили у него. «С Мишей у нас непростые отношения», – сказал тогда Зиновий Ефимович. И объяснил, почему, вспомнив один наш конфликт в застолье, в его, Гердта, день рождения, где я под влиянием винных паров поссорился с выдающимся режиссером и замечательным человеком Михаилом Абрамовичем Швейцером. Гердт счел, что я обхамил его старого друга и выгнал меня из дома. Я ушел. Наутро я выяснил с Михаилом Абрамовичем отношения по телефону, испросил прощения, и мы, как мне кажется, сохранили наши товарищеские отношения – с ним и с его женой Софьей Абрамовной. Не хочу сейчас вдаваться в подробности конфликта. Скажу только, что возникший в пьяном застолье спор был все о том же – о Пушкине, о понимании его стихов и о моем праве их исполнять. Звучит красиво. Но форма, скорее всего, была ужасной, в чем я и повинился Михаилу Абрамовичу.