— Если бы мы только могли постичь суть истинного благочестия, которое заключается в жалости, милосердии, единстве… — печально проговорил Малтон.
— С таким же успехом можно желать получить луну с неба, — ответил я. — Что ж, значит, в одном мы согласны: наше общество так разделилось, что это уже не прекратить, пока одна сторона полностью не раздавит другую. И сегодня мне тошно было видеть людей, которых возвысил Томас Кромвель, полагая, что они будут продвигать реформы, и которые теперь переметнулись обратно, чтобы продвигать свою карьеру: Пейджета, Ризли, Ричарда Рича… Епископ Гардинер тоже был там, взирал на происходящее с властным и грозным видом. — Я горько рассмеялся. — Я слышал, радикалы прозвали его надутым поросенком папы римского.
— Пожалуй, нам не стоит больше обсуждать такие темы, — негромко сказал мой друг.
— Пожалуй. В конце концов, в наши дни небезопасно говорить свободно — не безопаснее, чем читать что хочешь.
Раздался тихий стук в дверь. Я решил, что это Мартин: он должен был принести торт. Мне теперь уже не хотелось сладкого. Я надеялся, что управляющий не слышал наш спор.
— Войдите, — сказал я.
Это и в самом деле был Мартин, но десерт он не принес. На его лице, всегда таком бесстрастном, теперь проглядывало возмущение.
— Мастер Шардлейк, к вам пришли. Какой-то юрист. Сказал, что ему срочно нужно с вами поговорить. Я ответил, что вы ужинаете, но он настаивает, — сообщил эконом.
— Как его имя? — спросил я.
— Простите, но он не говорит. Заявил, что ему необходимо побеседовать с вами с глазу на глаз. Я провел его в кабинет.
Я взглянул на Гая. Он все еще выглядел расстроенным после нашего спора и мрачно ковырял вилкой в тарелке, но заставил себя улыбнуться и произнес:
— Тебе непременно нужно увидеться с этим джентльменом, Мэтью. Я могу подождать.
— Хорошо. Спасибо.
Я встал из-за стола и вышел в коридор. Может, и неплохо сделать перерыв, — по крайней мере, это даст моим чувствам остыть. Уже стемнело. Кого могло принести в такой час? Через окно в прихожей я увидел двух молодых парней с факелами, — по-видимому, они сопровождали таинственного посетителя и освещали ему дорогу. С ними был также и третий — слуга в темном платье и опоясанный мечом. Значит, ко мне пришел не простой человек, а некая важная персона.
Я отворил дверь и, к своему удивлению, увидел того самого молодого человека, который пристально смотрел на меня днем, во время казни: он был по-прежнему в своем скромном длинном одеянии юриста. При ближайшем рассмотрении его лицо, хотя и не красивое, обезображенное родинками на одной щеке, выражало силу характера, несмотря на молодость, а голубые глаза навыкате смотрели остро и внимательно, словно бы прощупывая меня. Он поклонился: