Вдруг я почувствовал непреодолимое желание поговорить с женой и сказать ей об этом. Я спросил у хозяйки отеля, где у них телефон. Девочки-скауты — как выяснилось, они состояли в религиозной организации, что не редкость во Франции, и пешком путешествовали по здешним местам — меж тем расчистили лавки вокруг большого деревянного стола, сели за него и продолжили радостно распевать песни, а дождь снаружи поливал как из ведра. Хозяйка показала мне, где телефон, и предложила сделать горячий шоколад для детей. По доброте душевной она также дала нам тюбик дезинфицирующего крема для обработки укусов. В телефонной будке я позвонил в новую квартиру моей жены в Афинах, но трубку взял, к моему удивлению, мужчина. Когда Криста наконец оказалась на проводе, я рассказал ей всё о наших злоключениях, сказал, что мы потерялись в горах, попали в страшный ураган, что дети перепуганы и покусаны комарами и что я не знаю, как со всем этим справлюсь. Но вместо того чтобы ответить мне с сочувствием и пониманием, она ничего не сказала. Молчание длилось всего несколько секунд, но за это время, когда она не подхватила вовремя свою партию в нашем выработанном годами дуэте, я окончательно и бесповоротно понял, что мы больше не женаты и что война между нами — не просто более жесткая разновидность наших прежних отношений, но куда большее зло, несущее разрушение, аннигиляцию, небытие. Это зло стремилось к молчанию: именно к нему, как я осознал, постепенно сводились мои разговоры с Кристой — к молчанию, которое однажды никто не прервет. Однако в этот раз она его всё же нарушила. Ты как-нибудь справишься, не сомневаюсь, сказала она. Почти сразу после этого наш разговор закончился.
Возвращаясь к детям после этой беседы, — сказал Панайотис, — я почувствовал страшную слабость, у меня почти закружилась голова. Я помню, как долго держался за край деревянного стола, а вокруг меня пели девочки-скауты. Но вдруг я отчетливо ощутил спиной тепло и поднял глаза: сквозь витражные окна лились огромные лучи желтого солнца. Девочки встали с мест и упаковали инструменты. Буря закончилась; хозяйка гостиницы открыла входную дверь, впуская внутрь солнце. Мы все высыпали наружу, в искрящийся дождевыми каплями мир, и я стоял вместе с детьми рядом с нашей машиной, трясясь всем телом и наблюдая за тем, как отряд скаутов шагает прочь по дороге, пока они не скрылись из виду. Скауты и не подумали, что заблудились, и ничуть не испугались ни погодного катаклизма, ни даже опасностей гор — и это поразило меня больше всего. Они ничего не принимали на свой счет. В этом была разница между мной и ними, и в тот момент эта разница имела огромное значение.