Она поскребла ложкой по дну банки с медом. Она понимает, сказала она, что этим недугом страдает вся культура, но он настолько глубоко проник в нее, что ей кажется, будто она сама может поместиться в короткую фразу, и она иногда задумывается, зачем жить изо дня в день, если весь смысл уже заключен в словах «жизнь Энн».
Я спросила, что за инцидент — как она его назвала — она упомянула ранее. Она достала ложку изо рта.
— Меня ограбили, — прогоготала она. — Полгода назад. Пытались убить.
Я сказала, что это ужасно.
— Люди всё время так говорят, — ответила она.
К этому моменту мед закончился, и теперь она слизывала его остатки с ложки. Я спросила, точно ли она не хочет перекусить, раз она явно голодна.
— Лучше не надо, — сказала она. — Как я сказала, если начну, не смогу остановиться.
Я предложила дать ей что-нибудь в ограниченном количестве, что-нибудь, что точно закончится.
— Может быть, — сказала она в сомнении. — Не знаю.
Я открыла розовую коробку, которую мне подарила Роза, стоявшую на кофейном столике между нами, и предложила ей оставшееся пирожное. Она взяла его.
— Спасибо, — сказала она.
Одно из последствий инцидента заключается в том, что она утратила способность нормально есть — что бы это ни значило. Видимо, прежде она умела это делать, раз умудрилась дожить до своих лет, особенно не задумываясь о еде, но она совершенно не помнила, как это было и что она ела все эти годы. Раньше она была замужем, сказала она; ее муж отлично готовил и отличался фанатичной любовью к порядку во всём, что касалось еды. В последний раз она видела его несколько месяцев назад; он пригласил ее на обед. Он выбрал модный ресторан — она в такие больше не ходит, во-первых, из соображений экономии, а во-вторых, она чувствует, что больше не имеет на это права. Она сидела и смотрела, как он заказывал, а потом медленно ел закуску, второе и десерт, каждое блюдо очень небольшое и по-своему совершенное — на первое были устрицы, а на десерт, если она правильно помнит, свежая клубника со сливками, — а затем в один глоток выпил чашечку эспрессо. Сама она заказала только салат. После, когда они расстались, она проходила мимо магазина пончиков, зашла в него и купила четыре пончика, которые проглотила один за другим, стоя на улице.
— Я никому об этом не рассказывала, — сказала она, поднесла к губам пирожное Розы и откусила от него.
Наблюдая, как он ест, продолжила она, она испытала два чувства, на первый взгляд противоречащих друг другу, — тоску и тошноту. Ее одновременно манило и отталкивало то, с чем у нее ассоциировалось это зрелище — зрелище того, как он ест. Первое было легко понять: это то, что греки описывают словом «nostos», а мы можем перевести как «homesickness», «тоска по дому», хотя ей никогда не нравилось это слово. Очень по-английски ставить в один ряд эмоциональное состояние и расстройство желудка