Контур (Каск) - страница 88
Ее бывший муж не очень-то поддержал ее после инцидента. Они тогда уже не были женаты, так что, наверное, ей и не следовало ничего ожидать, но тем не менее она удивилась. Когда это произошло, он был первым человеком, кому ей пришло в голову позвонить, — скорее всего, в силу привычки, но, если быть честной, она всё еще верила, что они связаны какой-то нерушимой связью. Однако во время разговора по телефону в тот день ей стало ясно, что он не разделяет ее чувств. Он был вежлив, отстранен и сдержан, тогда как она негодовала, рыдала и билась в истерике; «полные противоположности» — вот что подумалось ей в эти непростые минуты.
В итоге с инцидентом ей пришлось разбираться с помощью других людей, знакомых и незнакомых: полицейских, терапевтов и пары близких друзей. Но это было падение в хаос, водоворот бессмысленности, в котором без ее мужа будто не было центра притяжения, из-за чего всё утратило какой бы то ни было смысл. Полярная противоположность мужчины и женщины образовывала устойчивую структуру, модель: раньше она и не задумывалась о ее существовании, а теперь ей показалось, что именно крах этой структуры, этого равновесия стал причиной последующих трагических событий. Иными словами, уход одного мужчины непосредственно привел к нападению на нее другого; в ее восприятии совершенно смешались эти два факта: случившийся с ней инцидент и отсутствие мужа. Раньше, сказала она, окончание брака представлялось ей как медленное распутывание его узлов, как долгое и болезненное переосмысление, но в ее случае всё оказалось совсем не так. Он избавился от нее так ловко и мягко, что своим уходом чуть ли не вселил в нее надежду. Он в своем костюме высидел рядом с ней на диване у терапевта положенное число консультаций, аккуратно поглядывая на часы и периодически заверяя всех, что лишь хочет справедливости, но с тем же успехом он мог прислать вместо себя картонную фигуру, поскольку в мыслях явно был где-то далеко, там, где трава зеленее. Никакого переосмысления не произошло; они расстались практически без слов. Очень скоро он уже съехался с дочерью аристократа — графа какого-то там, — которая вынашивала их первого ребенка.
С одной стороны, она смирилась с тем, что он оставлял ее в том же положении, в каком он встретил десять лет назад: драматургом без гроша за душой с друзьями-актерами и внушительной, но бесполезной коллекцией подержанных книг. И всё же вскоре она обнаружила, что уже не такая, как прежде: рядом с мужем она стала другим человеком. В каком-то смысле он сотворил ее, и, звоня ему в день инцидента, она обращалась к нему как творение к творцу. Ее связь с той собой, кем она была до него, окончательно оборвалась — этой женщины больше не существовало, так что еще до инцидента она пережила два кризиса, включая кризис идентичности. Иными словами, она не совсем осознает, с кем, собственно, этот инцидент приключился. Вопрос адаптации, как следствие, теперь волнует ее в первую очередь. Она словно забыла свой родной язык — мысль о подобном ее всегда интриговала. После инцидента она обнаружила, что ей не хватает чего-то, что можно назвать лексическим запасом, языком ее личности: впервые в жизни у нее, как говорится, нет слов. Она не может объяснить, что случилось, ни самой себе, ни другим людям. Она, конечно, говорит об этом, и говорит без конца — но сам предмет разговора остается недоступным, скрытым завесой тайны, недосягаемым.