А вот стальные ворота лучам «смерть-ламп» оказались не по зубам. Видимо, все, что принадлежит Саркофагу, является его частью, и разрушить это ничем не получится. Никогда. И никому. Потому что Зона бережет свои памятники, особенно такие значительные, как легендарный Саркофаг над Четвертым энергоблоком.
…Возможно, когда-то это был приемный узел для грузов, приходящих на Чернобыльскую АЭС. Внутрь узла вели рельсы, на которых еще стоял вагон, странно перекособоченный и какой-то нереальный с виду, будто его криво отрисовали в компьютерной игре. Вообще все то, что было впереди, казалось ненастоящим, зыбким, двоящимся в глазах, если долго смотреть вперед… Вон тот мумифицированный труп, облепленный лохмотьями камуфляжа, что стоял на коленях рядом с вагоном, наверное, когда был живым, засмотрелся на ту унылую зыбь – да так и остался тут навеки глядеть в одну точку глазами, ссохшимися в белесые комочки.
Но нам не надо было в унылую зыбь. Нам надо было левее, туда, где из бетонного пола торчал толстенный обрезок трубы с лестницей, ведущей вниз. Аварийный выход для тех, кто до катастрофы восемьдесят шестого года работал в подвалах Четвертого энергоблока – и кто остался там навеки…
– Туда… – хрипло проревел я, ткнув пальцем в направлении трубы и очень надеясь, что Томпсон пока что понимает мои слова…
Он понимал. А может, Фыф его направил. Но это неважно, потому что Джек в два прыжка преодолел расстояние до трубы и прыгнул прямо в нее, игнорируя лестницу.
Что ж, оставалось надеяться, что шам после такой транспортировки останется жив, а Томпсон не переломает ноги, то есть задние лапы. Впрочем, я и сам в ту трубу нырнул лишь немногим менее экстремально, так как спинным мозгом чувствовал, как мне в спину из своих «смерть-ламп» целятся «мусорщики». И только пролетев метра полтора, зацепился руками за перекладину лестницы… которая, падла ржавая, лопнула под моим весом – и я, согласно закону всемирного тяготения, рухнул вниз, в бездонную черноту…
* * *
Удар был сильным, но не фатальным, так как я приземлился на изрядную кучу тухлого, полуразложившегося мяса, послужившую неплохим амортизатором. Секунду я лежал, анализируя, много ли костей сломал, но не выдержал. Вонь была такой, что инвалида заставит вскочить и бежать от этого места сломя голову.
Ну, я и вскочил, отплевываясь и матерясь, так как при падении капли мерзкой жижи попали мне и в рот, и в ноздри. Кстати, тем же занимался Фыф, живой и невредимый. Томпсон же стоял рядом и облизывался длинным языком, кидая недвусмысленные взгляды на кучу падали, в которой я при ближайшем рассмотрении разглядел несколько трупов «мусорщиков». Тот, что лежал сверху, был посвежее остальных, потому не оставалось сомнений в том, чьи это тела. Только непонятно, что их убило.