– С этим уже все равно ничего не поделаешь, – расссудил дракон. – Так что наслаждайся видами.
Заманчиво, конечно, но я помотала головой.
– У меня и так проблем по уши.
Я начала уходить, но потом замешкалась.
– Один урок. На этом все.
Дракон улыбнулся шире, показывая острые зубы. Выглядели они не так свирепо, как, допустим, у волка, но зато напомнили, что передо мной вовсе не человек, как бы он ни походил на мальчика.
– Прежде чем ты уйдешь, вот тебе первый урок… – Сэрю взял деревянный горшочек и покрутил его на пальце. – Ты знала, что у орехового дерева есть магические свойства?
Я призналась, что нет.
– Это один из крошечных следов, что оставили твои боги, – самодовольно объяснил он. – Положи внутрь что-то зачарованное, и орех скроет предмет от любопытных глаз. Он даже может хранить в себе магию.
– И какой в этом прок? Этот горшочек не крупнее моей головы.
– Когда дело касается магии, размер не имеет значения, – он подмигнул.
В качестве демонстрации из горшочка вылетела стая птиц, полностью сотворенных из воды, и устремилась к озеру. Достигнув высшей точки, они рассыпались брызгами и испарились в клубах тумана.
– Пригодится, чтобы скрыть будущее полчище бумажных журавликов.
Я собралась ответить, что не будет никаких полчищ, но Сэрю продолжил:
– Когда будешь готова, сложи журавля и отправь его по ветру. Тогда я буду ждать тебя у озера, – он перевернул горшочек на земле, отмечая место сегодняшней встречи, чтобы мы не забыли его. – И последнее, Сиори…
– Что еще?
– В следующий раз принеси больше рисовых пирожных.
Один урок быстро превратился в два, три, пять. Я встречалась с Сэрю каждую неделю – как правило, утром, перед шитьем с Райкамой.
У меня всегда были при себе разные лакомства, но он неизменно отдавал предпочтение рисовым пирожным, особенно моим любимым – с персиковой начинкой.
Сегодня Сэрю встретил меня с букетом увядших пионов.
– Ты пытаешься очаровать меня или оскорбить? – сухо поинтересовалась я, отказываясь брать букет в руки. – Ты же знаешь, что киятанцы суеверны в отношении смерти.
– Бессмысленные предрассудки, – отмахнулся он. – Это для урока. Мало кто может оживить бумажных птичек. Я подозреваю, что у тебя дар вдохновения.
– Вдохновения?
– Ты можешь вдохнуть в предмет частичку своей души. Это сродни воскрешению, хотя по могуществу им не сравниться. Ты не будешь оживлять трупы или призраки, раз уж на то пошло. Но, пожалуй, тебе по силам заставить стул плясать на ножках или спасти парочку увядших цветов… если пожелаешь.
Он всучил мне букет.
– Ну же, попробуй.
«Я могу вдохнуть в предмет частичку своей души», – повторила я про себя. Что это вообще значит?