Шесть алых журавлей (Лим) - страница 8

Райкама – так называли ее за спиной. Безымянная королева. Давным-давно, когда она жила на своей родине к югу от Кияты, у нее было имя, но знали его только отец и несколько доверенных чиновников. Мачеха никогда его не называла, как и не рассказывала о своей жизни до супружества с императором.

Избегая ее взгляда, я уставилась на свои руки.

– Отец, мачеха, мне искренне жаль, если я опозорила вас. Это не входило в мои намерения.

Отец коснулся моего плеча.

– Я больше не хочу видеть тебя у озера. Лекарь сказал, что ты чуть не утонула. О чем ты вообще думала, убежав из дворца?

– Я… – во рту пересохло. Кики встрепенулась под моей ладонью, словно предупреждая, что правду говорить не стоит. – Да, я… подумала, что увидела зме…

– Она утверждает, что видела дракона, – перебил Андахай таким тоном, который ясно давал понять, что он мне не верил.

– Не во дворце! – воскликнула я. – В Священном озере.

Мачеха, доселе хранившая молчание, внезапно напряглась.

– Ты видела дракона?

Ее любопытство застало меня врасплох, и я часто заморгала.

– Я… да.

– Как он выглядел?

Что-то в ее светлых, каменных глазах не позволяло мне, прирожденной лгунье, соврать.

– Маленьким… с изумрудной чешуей и красными, как солнце, глазами. – Следующие слова дались мне с трудом: – Уверена, мне привиделось.

Плечи Райкамы едва заметно опустились. На лице вновь появилось хладнокровное выражение, подобно маске, которую она случайно сняла на мгновение.

– Твой отец прав, Сиори, – мачеха натянуто улыбнулась. – Тебе не помешает проводить больше времени во дворце и научиться отличать фантазии от реальности.

– Да, мачеха, – пробормотала я.

Удовлетворенный моим ответом, отец что-то прошептал ей и ушел. А вот мачеха осталась. Она единственный человек, чьи эмоции я не могла прочесть. Ее глаза обрамляли крупицы золота – глаза, что сковывали меня льдом. Что крылось в их глубинах, было мне неведомо: пустота или нерассказанная история?

Когда братья посмеивались над моим страхом перед ней, я всегда говорила: «Меня пугают только ее змеиные глаза». Но в глубине души понимала, что дело в другом.

Хоть Райкама никогда не говорила и не показывала этого, она меня ненавидела.

Я не знала почему. Раньше мне казалось, что все из-за моего сходства с матерью. Отец говорил, что она свет, который озарял его фонарик, императрица его сердца. Когда мама умерла, он возвел храм в ее честь и молился в нем каждое утро. Вполне логично, что мачеха презирала меня за вечное напоминание о ней – этой сопернице, находившейся вне ее досягаемости.

Однако вряд ли причина крылась в этом. Мачеха ни разу не жаловалась, когда отец чествовал мою мать, ни разу не просила называть ее императрицей вместо супруги. Казалось, она просто хотела, чтобы ее оставили в покое. Я часто гадала, не предпочла бы она, чтобы ее звали Безымянной королевой, а не официальным обращением – «ваше сиятельство», дань уважения ее красоте и титулу.