Язык скрылся.
— Джо, милый…
Она схватилась было за него, но Греко снова попятился.
— Что такое? — спросила она. — Боишься меня? Твои люди обыскали меня в дверях.
— Не боюсь, но если мне и стоит кого бояться, так это тебя. Мне остается только восхищаться твоей смелостью. Ты ведь всегда защищала тех, кого любишь. Поэтому я знал, что ты придешь. Таков твой метод. До первоисточника.
— Ты о чем?
— Ну же, Юдит, ты ведь умеешь лучше притворяться.
— Не понимаю, о чем ты говоришь, Джо.
Но я понимал. Такая у нее мантра посредника. Докопаться до первоисточника. Когда с ней связывались по поводу заказа — по понятным причинам это почти всегда делалось через третьих лиц, — она всегда находила заказчика и ездила к нему. Всегда оставался риск, что она лишится заказа и подвергнет себя опасности, но она настаивала на том, чтобы дойти до первоисточника и договориться о цене и условиях. По ее мнению, цена выгоднее, когда нет кучи третьих лиц, которые удерут, прихватив комиссионные, а еще не возникнет недопониманий по поводу того, что входит и не входит в наши услуги. Я одобрял ее метод — идти до первоисточника, — поскольку мне хотелось знать намерения, к какому результату должен привести заказ. Моя дорога в рай выложена чужими дурными намерениями — мне надо лишь удостовериться, что не победит более великое зло.
— Может быть — может быть, мне нужна та Юдит Сабо. Мне твой язык нравится. Ты пришла на переговоры. Так вперед. Что получу за то, что сохраню жизнь этому твоему психологу?
Она замотала головой:
— Его давно нет в моей жизни, Джо. Но да, естественно, предполагается, что ты не причинишь ему вреда.
Запрокинув голову назад, Джо Греко залился цыкающим смехом — поросячьи глазки скрылись за румяными щеками.
— Ну же, Юдит, переговорщик должен лучше врать. Знаешь, чего мне хотелось бы?
Меня передернуло, когда он протянул руку и погладил ее по щеке.
— Мне хотелось бы, чтобы ты любила меня настолько, чтобы сделать то, что делаешь ради него.
Юдит смотрела на него с открытым ртом. Одна рука по-прежнему была у ее щеки. Вторая крепче сжала рукоятку ножа за спиной. Я видел, как ее глаза наполняются слезами, тело как бы оседает, она уже приподнимает руки перед собой. Примерно понимая, что сейчас произойдет. Что исход был ожидаем. И что теперь уже поздно сожалеть.
— Привет… — произнес он.
— Нет! — крикнула она.
— Нет! — крикнул я.
— …я Греко, — сказал он.
Он резко описал ножом дугу — так быстро, что лезвие как бы оставило в воздухе серебряную полосу.
Юдит смотрела на него и на нож. Лезвие чистое, но на шее у нее открылась рана. Затем пошла кровь. Она выплескивалась, и Юдит подняла руки — как будто чтобы кровь не попала на пальто, волшебное пальто. Но когда она прижала руки к шее, увеличился напор, и тонкие струйки брызнули между пальцами. Греко попятился, но не слишком быстро — кровь попала на рукав белого пиджака. У Юдит подкосились ноги, и она рухнула на колени. Взгляд уже остекленел, в мозг не поступал кислород. Руки безжизненно оторвались от шеи, струя крови уже иссякала. Секунду-другую ее тело покачивалось на коленях, затем она упала лицом вперед — лоб ударился о каменный пол.