Все это мне необходимо вспомнить. Прокрутить в голове, чтобы воспоминания стерлись из мозга и ни единая зацепка не вывела бы на след Клары. И вспомнить надо быстро, не отклоняясь от темы, но обстоятельно — только так все, совершенно все, исчезнет. Потому что часы мои тикают все громче, тик-так, трость Даниэля Эггера приближается. И мне нужно вспомнить о визите.
Как-то поздним вечером, спустя две недели после того, как я отвез Клару в Швейцарию, в дверь позвонили.
День тогда выдался тяжелый. Мне звонила госпожа Чехова — она сообщила, что их врачи отказываются давать Кларе препарат, который я, будучи врачом Клары, оставил им и велел вводить в качестве инъекций каждый вечер. Я объяснил им, что это лекарство сдерживает синдром Вернера, однако они пришли к выводу, что именно эти инъекции и являются причиной ее психозов и что если они не прекратят давать ей это неизвестное им лекарство, то Клара всю оставшуюся жизнь проведет в застенках шизофрении.
За окном лил вечный дождь — вгрызаясь в черепицу, он миллиметр за миллиметром разъедал дом. Я уже выставил его на продажу, и на газоне даже стояла табличка о том, что дом продается, поэтому, услышав звонок в дверь, я сперва решил, что это потенциальный покупатель. И что Даниэль Эггер никак не успел бы догадаться, что формула неправильная.
Однако когда я приоткрыл дверь и увидел на крыльце Бернарда Юханссона, то понял, что ошибался и такую возможность исключать не следует.
— Ну так что? — подал он голос. С его гладкого и формой удивительно смахивающего на яйцо черепа стекали капли дождя. — Впустите меня?
Я открыл дверь, он вошел в дом, снял пальто и легонько встряхнул его. Капли упали на турецкий ковер, который Клара купила, когда мы с ней ездили в Будапешт. Я провел его в гостиную, и он уселся на диван, где прежде сидели мы с Кларой.
— Чем могу служить? — спросил я, вернувшись из кухни с чашкой чая для Бернарда.
Юханссон засмеялся:
— Господи, Ральф, к чему церемонии!
— Может, ты и прав, но давай уже по существу?
Он выпрямился. Конечно, мы могли бы сделать вид, будто это самое что ни на есть обычнейшее дело и что в пятницу вечером Бернард просто заглянул навестить старого коллегу. Однако, если учесть, что за пятнадцать лет нашего с ним знакомства ничего подобного — да и вообще ничего похожего на приятельское общение — между нами не наблюдалось, я подумал, что возможных причин для его визита две. Что он, единственный в целом мире, кто способен меньше чем за три недели разоблачить мой обман, решил предупредить меня. Или он хочет извлечь из этого выгоду.