Симон шел быстрым шагом, засунув руки в глубокие карманы куртки. Дорога была пустынная — ни одной машины, ни единой души. Он вышел на гравийную дорогу, ведущую к усадьбе, и, не доходя до ворот, свернул в лес. Уже почти стемнело, но Симон так много раз ходил этой дорогой, что ноги ступали сами. Время он рассчитал точно — из-за стены доносился гул голосов, скоро начнется собрание. Стало быть, семь. Если ему повезет, собака будет с ними во время собрания.
Войти в калитку Симон не решился — не хотел, чтобы его застукали на территории. Здесь, в лесу, он мог сказать, что охотится, но в их владениях эта ложь не прокатит. Вместо этого взял березовый ствол, так и лежавший у стены, поставил его вертикально, воткнул в ствол нож и, используя его рукоять как опору, взобрался по стволу и ухватился за край каменной стены. Подумал, как по-идиотски будет выглядеть, когда его голова вдруг появится над колючей проволокой. Но его никто не заметил. Двор был залит светом ночных фонарей. Персонал стоял шеренгами, с прямыми спинами, навытяжку, почти так же, как во времена Освальда. Симон окинул взглядом группу, заметил парочку знакомых лиц, но Эльвиры среди них не было.
Перед персоналом стояли Мадлен и Буссе, но никто из них еще не начал выступать. Симон тщетно высматривал собаку. Подумал, что ее, наверное, держат в будке, — и тут заметил ее. Она лежала чуть в стороне на газоне, положив голову на лапы. Действительно, огромная. Симон подавил смешок. Вся ситуация показалась ему абсурдной — сам он шпионит, втихаря наблюдая из-за стены, а сектанты думают, что они такие умные, что их теперь охраняет сторожевая собака… На самом деле это был большой мохнатый сенбернар, старый, усталый и толстый. Симон ухмыльнулся про себя. Даже тут эти идиоты лопухнулись.
Мужество вернулось к нему. Он решил все же проскользнуть в калитку. Открыл ее своим ключом, тихо и осторожно, и встал за большим стволом дерева.
Сбор начался. Говорила Мадлен. Симон слышал почти каждое ее слово. Казалось, Мадлен прямо-таки пылала. Голос ее звучал мощно и настойчиво, жесты были размашисты и решительны. Тоненькая невзрачная девушка, какой ее помнил Симон, куда-то делась. Теперь ее словно окружало энергетическое поле — своего рода аура, захватившая весь персонал. Освещение создавало вокруг ее головы нечто вроде нимба, а изо рта вырывался пар, когда она выпаливала свои директивы.
Симон сразу же понял, что через нее говорит Освальд. Каким-то загадочным образом он вселился в тело Мадлен и теперь отчитывал персонал, в точности как это было раньше. Симон представил себе, как она ждала этого момента — стать наместницей Освальда… О том, какая жизнь у бедняг, стоящих в строю, даже не хотелось думать.