— Если с попом что-нибудь случится, мне от старух-соседок житья не будет. Убитого партизана все равно не вернешь.
— А вы не подумали, сколько людей может еще погибнуть из-за него?
— Надеялась, что на такую приманку партизаны больше не попадутся…
— Допустим, вы говорите правду. Но понимаете ли, что ваше молчание могло привести сегодня к гибели всех нас? Волей-неволей вы помогли врагу, а это уже преступление!
— Если б узнала, что вы здесь, предложила бы не оставаться в деревне на ночь.
— И сказали бы, кого нужно опасаться?
— Возможно, конкретно и не сказала бы, но что опасность…
— Ладно, — перебил командир, — только напоследок я вам вот что скажу: жена советского офицера так, как вы, относиться к своим не должна. Если подозреваете кого-нибудь в предательстве, сообщите нам, мы разберемся. Можете идти.
— Только не говорите, что узнали от меня, — напоследок попросила женщина. — За это и мою семью расстреляют.
Подождав, пока она выйдет, Пылила вскочил и сжал кулаки:
— Пойду и разнесу на куски волосатого черта!
— И мы с тобой! — горячо поддержали его некоторые хлопцы.
— Так-таки и разнесете? Ну-ну… Нагрянут гитлеровцы, сожгут деревню и людей перестреляют.
— Значит, оставить его в живых? — наступал Павел.
— Зачем? Нужно предателя на новом преступном действии поймать, тогда и рассчитаться. Мой отец всегда упрекал мать, если она начинала бить кота за то, что тот накануне слизал сметану. Поймай на месте преступления, тогда и наказывай. И у нас так: накроем попа на предательстве — получай по заслугам! Побываем на кладбище, повертимся возле поповского дома и пойдем, но не в поле, а на жлобинскую дорогу. Ведь поп с доносом обязательно поедет по ней. Пропустим, пускай сообщит. А на обратном пути устроим ему панихиду. Тем более что вместе с немцами возвращаться не посмеет. Вот и пускай сами подбирают своего лизоблюда. Да еще и мину возле него пристроим. Верно я говорю, дядька Игнат? Ты чего такой хмурый?
— Стыдно за дочь. Дура, попу поверила. Правда, он ко многим втерся в доверие, но я не думал, что и она попадется.
— Уверен, что мы сегодня отомстим за Миколу, — поднялся Володя из-за стола. — Ты, Валя, побудь в избе. Можешь лечь отдохнуть, а мы пойдем.
Солнце опускалось, и тени от деревьев протянулись поперек улицы. Ветер утих, в деревне установилась тишина. Только в некоторых дворах лаяли собаки. Володя со злостью сказал, что на очереди еще одна операция: перестрелять в Залесье всех собак. Иначе приди сюда в тихую погоду, и они поднимут такой гвалт, что даже самый глупый немец на железке насторожится, будет ожидать появления партизан.