— Не могу. Брат меня поколотит, если я выпущу тебя!
Гогель понял, что действует слишком прямолинейно, поэтому начал подходить к делу издалека.
— Эх, знала бы ты, девочка… Да, кстати, а как твоё имя?
— Жозефина!
— О, какое красивое имя! Ах! Если бы ты знала, Жози, сколько мне пришлось пережить на моем долгом веку…
Девочка подошла вплотную к клетке и попросила:
— А ты расскажи.
И тут из нашего болтливого попугая полились потоки красноречия. Многое он приврал, но по большей части его история была правдивой, а главное жалостливой. Гогель рассказал о беде, приключившейся с мамой и папой Потеряшки, о кругосветном путешествии, организованном для их спасения. Вскользь упомянул, что он и есть старший экспедиции, а значит, без его участия Юля никогда, никогда не найдет своих родителей.
— Юля, говоришь… Юля — тоже красивое имя! Жалко вашу белую девочку. Несчастная, бедняжка…
— Вот то-то и оно, Жозефиночка. Пр-р-ропадет маленькая Юлечка без меня… — и Гогель смахнул крылом несуществующую слезу.
Девочка оглянулась, заговорщицки подмигнула попугаю и громко зашептала:
— Ох, и будет же мне на орехи от брата из-за тебя!
— А ты клетку открой и беги, а я посижу здесь минут десять и улечу. У тебя будет алиби.
— Что такое алиби?
— Ну алиби — это подтверждение твоей невиновности. Как только выйдешь отсюда, постарайся быть на глазах у брата и не говори, что заходила в дом.
Жозефина еще некоторое время боролась с противоречивыми чувствами: страхом наказания и желанием помочь бедняге.
Наконец она отбросила все сомнения, быстро отворила дверцу клетки и выбежала из лачуги, оставив дверь широко распахнутой. Гогеля не надо было уговаривать. Он толкнул лапой дверцу клетки и вышел. Попугай прислушался к шуму за дверью, потом решительно переступил порог и оказался во дворе. Здесь не было ни души.
«Ура! Спасен! Я на воле!» — мысленно ликовал попугай.
«Вперед!» — скомандовал Гогель самому себе и взлетел. Свобода!
Некоторое время вырвавшийся на волю разведчик летал над побережьем, присматривая безопасное место для отдыха.
Вскоре он заметил большую пальмовую рощу. Там отдыхала пестрая стая его сородичей — попугаев. Они лакомились плодами. Разведчик подлетел к птицам и как ни в чем ни бывало уселся рядом.
— Привет, ребята! — обратился к ним рассеянный Гогель на чистейшем русском языке. Вся стая вспорхнула, и птицы разлетелись кто куда. Спохватившись, какаду понял свою ошибку. Он почесал лапой хохолок на голове.
— Вот я старый дуралей! Они же по-русски — ни бум-бум! Надо бы с ними заговорить на французском!
И Гогель крикнул им вдогонку: