Об этом Тенишевский решил прямо и твердо поговорить с Дороговым, когда он возвратится с прогулки, и сегодня же ликвидировать этот вопрос в корне.
Разрешив таким образом все свои сомнения и наметив программу действий, Валериан Платонович направился в свою комнату и там около часа занимался черчением на память на листке бумаги плана, который показывал им Зайковский и который Валериан Платонович время от времени освежал в памяти. Потом он сжег свою работу и принялся за починку аппарата, в котором расклеился мех.
Ван, уединившийся в своем невеселом апартаменте, также был занят размышлениями. Проснулся он в довольно хорошем настроении и даже, одеваясь, фальцетом мурлыкал песенку, но вскоре память восстановила в его сознании события ночи и от веселья его тотчас не осталось и следа. Вспоминая все, что он наговорил про Лю, Ван краснел, бледнел, снова краснел и обливался потом. Как мог он? Как смел? О чем он думал, когда язык его произносил все эти слова? Но память беспощадно рисовала перед ним грозный облик Тенишев-ского и все эти вопросы сами собою отпадали. Всплывали новые: расправа Лю… казнь Пей Фу Кая…
Ван очутился в тупике, из которого не было выхода ни вперед, ни назад.
«Мышь! — горестно заключил он и стал считать месяцы. — Еще семь новолуний продолжится ее разрушительное господство. Только через семь долгих месяцев наступит новый, благодетельный для него год «Коровы, смотрящей вниз»[51]. Но на эти семь месяцев он обречен в жертву кровожадной Мыши. За семь месяцев она семьдесят семь раз может уничтожить его, стереть в пыль и разметать по ветру!»
Совершенно не зная, на что решиться, Ван неожиданно прибег к средству, едва ли действительному против козней Мыши: он потребовал у хозяина гостиницы иголку, ножницы и нитки и уселся старательно починять свои старые брюки. По шаткой и беспомощной его логике получалось как-то так, что каждый из его предполагаемых угнетателей, увидев его за таким невинным занятием, должен был задать себе вопрос: «Способен ли человек, мирно зашивающий брюки, причинить кому-нибудь вред?» — и тотчас же ответить на этот вопрос отрицательно. Впрочем, не особенно уверенный в правильности такого заключения, Ван кончил тем, что просто стал упорно отгонять навязчиво лезшие ему в голову тревожные мысли, не будучи в состоянии с ними совладать.
Так он сидел и ковырял иголкой несколько часов. Наконец, во дворике произошло какое-то движение. Ван осторожно выглянул в щелку и увидел, что с улицы в гостиницу шумно вошли девушки в сопровождении Дорогова. Маруся несла перед собою пачку цветных бумажек, Тася и Шура тащили корзину слив. Все, не останавливаясь во дворике, прошли в комнату, где сидел Тени-шевский. Оттуда донесся шум их голосов. Что-то оживленно обсуждали. Любопытство заставило Вана немедленно выйти во дворик, но не успел он сделать и двух шагов, как отскочил назад и плотно прикрыл дверь. Новое зрелище заставило его позабыть и о любопытстве.