Она вышла.
«Я покажу эту штуку Лю, — решил Тенишевский, — через Терентия спрошу его, к чему и кого тут призывают. Любопытно, как он отнесется».
Маруся возвратилась через несколько минут со словарем.
— Там в чулане г-н Ван что-то починяет, — сказала она, протягивая толстую синюю книгу Тенишевскому, — свечу зажег, топорик приволок…
Валериан Платонович, не говоря ни слова, бросился в чулан. Если бы в эту минуту Ван подвернулся ему под руку, никакое заступничество никаких сил не спасло бы его. Но Ван и сам сообразил, что шутки будут плохие. Едва он увидел Марусю, которая второпях, оборвав его веревочку, вошла в чулан, как вся его храбрость мгновенно испарилась. Он понял, что попался. Недолго думая и даже не изыскивая способов избавиться от грозившей ему расправы, он попросту обратился в бегство. В тот момент, когда разъяренный Тенишевский влетел в чулан, Ван уже благополучно заворачивал за угол в соседний переулок.
Солнце садилось. Узкая улица быстро окутывалась сумраком. Кое-где в домах зажгли свет. Валериан Платонович стоял в дверях гостиницы, засунув руки в карманы, курил сигарету и злился. В течение всего дня, наполненного сутолокой и пустыми разговорами, так и не удалось улучить момент для объяснения с Павлом. После прогулки Клава и Ангелина не отходили от Дорогова. Сам Павел Александрович не обнаруживал ни малейшего желания торопиться с обсуждением неприятной темы, разговаривал с девушками в их комнате и прикладывал компрессы Шуре, у которой болела голова. Тася читала, сидя возле Шуры на кровати, Маруся с трех часов развела на кухне стирку. Ван, со страха, удрал в город и не показывался. Г-н Лю, к которому откуда-то заявился гость, молодой человек, такой же тощий, как и он сам, сидел в своей комнате и о чем-то толковал с ним вполголоса. Все, как будто, чувствовали себя вполне спокойно и Тенишевский со своими подозрениями и планами снова очутился в одиночестве. Листки, которые вызвали утром всеобщий интерес, оказались прокламациями. Дорогов сжег их на спичке, а Валериан Платонович сохранил один и после обеда с помощью Терентия предъявил г-ну Лю. Он сам не ожидал, что грязный маленький листок мог произвести такое впечатление на спокойного, уравновешенного Лю. Прочтя прокламацию, он побледнел, гневно разорвал ее и сказал Терентию:
— Эту бумажку составили для дураков, которых можно только пожалеть.
После этих слов, с трудом переведенных Терентием, подозрения Тенишев-ского относительно причастности Лю к злополучным прокламациям улеглись. Достаточно было видеть обычно равнодушное лицо Лю, когда он говорил эти слова. Тенишевского Лю интересовал. Он видел в нем человека храброго, как показал случай с пиратами, преследовавшего какие-то свои цели, как можно было понять из бессвязных речей Вана. При других условиях Валериан Платонович обязательно занялся бы разоблачением этой загадочной фигуры, даже без определенной цели, просто из спортивного интереса к приключениям и тайнам, но теперь у него на шее висели два камня, связывавшие все его действия — платиновое дело и девушки. Волей-неволей приходилось держаться осторожно и не ввязываться в новую кашу.