Брат Андре смочил лоб умирающего водой.
— Есть высшая справедливость, — сказал он, — она оценит ваш порыв и благословит его… Не призывайте проклятий неба на головы людей, простите им, пусть мир успокоит вашу душу.
Г-н Лю отбросил его руку. Глаза его блестели. Необычайный нервный подъем пересиливал, казалось, подступавшую к нему смерть.
— Что знаете вы о мире души?.. Вы пришли… учить нас смирению… справедливости… Вы?.. Европейцы?..
Бледное лицо его, искаженное страданием, презрительно улыбнулось. Он заговорил почти спокойно, страшным усилием воли превозмогая боль и душевное волнение.
— Только в сильную душу… входит мир. Мир — это мудрость… свет… небо… о котором вы только… говорите… Вы не научились еще этой мудрости у нас… Вы далеки от неба… как земля… которой вы хотите… управлять!
Он уперся обеими руками в кровать и почти сел.
— Монах, — сказал он строго, глядя прямо в лицо брату Андре. — …Там, на столе… письма… последние мои мысли… Доставьте дяде… Цай… Лин Хану… Возле меня нет близкого человека… У меня нет выбора… Я доверяюсь вам… На конвертах… адрес.
Он тяжело, через силу глотнул воздух.
— Теперь… уйдите… И вы… даже вы… мисс Елена… Судьба велит мне кончить жизнь среди вас… европейцев… но я сумею… умереть… один… Уйдите!..
Он протянул руку. Слабая искра жизни угасала в нем с каждой секундой. Одно напряжение воли еще поддерживало умирающего, и эта последняя сила теперь покидала его, мерцая предсмертными вспышками. Но глаза все еще горели, с почерневших губ срывались слова.
— Мисс Елена… и вы… монах… уйдите… оставьте меня… Я… умру… один… Пусть похоронят в стране… моих… предков… в земле… Тиан!..
Что-то будто оборвалось в нем, как туго натянутая струна. Руки, на которые он опирался, безжизненно подогнулись, голова откинулась назад. Брат Андре и Елена бросились к нему. Он оттолкнул их, последним отчаянным усилием снова вцепился в край кровати и заговорил по-китайски.
Потом, словно торжественно клянясь, г-н Лю поднял руку над головой и упал навзничь без сознания.
Началась агония.
* * *
Девушки собрались вокруг стола во дворике, прислушиваясь и ловя шепот и шорохи, доносившиеся из комнаты, где умирал Лю. Терентий понуро стоял в стороне. Тася безучастно чистила ногти замшевой подушечкой. Тенишев-ский, заложив руки за спину, ходил взад и вперед. Дорогов облокотился о стол и сосредоточенно курил свою трубку.
Наконец, брат Андре показался в дверях.
— Помолимся о его душе, — сказал он негромко.