Фарфоровые часики с отбитой ножкой на камине в комнате Елены только успели торопливо отзвонить пять раз, как Андрей Ильич постучался в дверь. Вид у него был очень встревоженный, шляпа на затылке, в руках какие-то покупки.
— В чем дело, Елена, что случилось? — спросил он, в беспорядке свалив свертки и коробочки на стол и целуя Елене руки.
— Сядьте, Андрей Ильич, снимите вашу шляпу и слушайте: я уезжаю.
Елена видела, как по его лицу прошла тень, а углы рта дрогнули.
— Куда? Надолго?..
— В Ханькоу, а оттуда — по провинции… Мой контракт в «Райнбоу» кончается.
— Но ведь я говорил вам, Елена, что могу через нашего управляющего повлиять на Брайтона и ваш контракт продлят!
— Я подписала договор и уже взяла аванс, — ответила она. — Я еду на четыре месяца… Менять решение поздно…
— …Так, значит, не в этом дело… Не в контракте и не в Брайтоне, — тихо сказал Андрей Ильич. — Вы просто хотите уехать. На четыре месяца, это значит, — совсем… Да, я понимаю…
Он сел, согнувшись над столом, и принялся вертеть в руках кондитерскую коробочку. Лицо его потемнело, а глаза стали узкими и колючими.
Прошло несколько тяжелых минут.
Книжников встал и подошел к ней.
— Вы понимаете, что это невозможно?..
— Невозможно?!.. Я не люблю вас, Андрей Ильич, — сказала Елена, стараясь придать своему голосу спокойное выражение. — Никогда не любила. Вы об этом знаете. Я не обманывала вас…
Он не ответил и снова отошел на свое место у стола.
Опять наступило молчание.
— Мы только мучили друг друга, Андрей Ильич… — Она остановилась, перебирая бахрому вышитой подушки… — Рано или поздно, конец этому должен был прийти…
Книжников не отвечал.
— …Лучше и честнее — нам расстаться. Я еду для того, чтобы не было возможности встречи… Будет легче вам, если я уеду…
Андрей Ильич продолжал молчать.
Она подняла голову и увидела, что Книжников плачет.
Слезы стекали по его лицу и падали на кондитерскую коробочку большими серыми кляксами.
В комнате темнело. Косые лучи солнца, исчезавшего за крышами домов, протянулись сквозь паутину филейной занавески, освещая зеркало, смятую шляпу, Андрея Ильича на каминной доске и часики с отбитой ножкой. Торопливо тикая, они отмеряли минуту за минутой, деловито, будто мимоходом, звякнули в половине шестого.
— Андрей Ильич, — тихо позвала Елена, и голос ее невольно дрогнул. — Андрей Ильич, вы слышите?.. Мы все равно должны расстаться… Даже если бы я не уезжала. Я не хочу лгать вам.
Книжников встал и обернулся к ней стремительно.
— Елена! — сказал он резким, деланным тоном, — я вас понял… Почтенно! Достойно уважения!.. Лгать, конечно, не надо!..