Эта мысль – как пощечина. Как насмешка над моей попыткой уйти в новый мир, что не выбирала, но который неизбежно станет моим новым домом.
Целовать Хагена, думая о другом, казалось неправильным, грязным и жестоким. Поэтому я коснулась его ладоней и отняла их от своего лица. Хаген ничего не понял. Он заглянул мне в глаза и впервые за все наше знакомство улыбнулся тепло и искренне, словно наконец обрел надежду, которой был лишен долгие годы.
– Все будет хорошо. – Он стер большим пальцем кровь, которую оставил на моих губах, и помог прилечь на кровать, расстеленную только для меня.
Я не раздевалась и так и осталась лежать в одежде, в которой провела весь день. Стеклянным взглядом смотрела, как Хаген бинтует мое кровоточащее запястье, а потом меняет свою белую футболку, испачканную алыми пятнами, на другую, почти такую же.
– Все будет хорошо, – повторял он, поглядывая на меня, когда на полу готовил спальное место для себя. А затем снова – когда мы оба уже засыпали.
И я хотела бы верить Хагену, но пока не могла.
Я проснулась ближе к обеду с ощущением тягучей слабости. Даже лежа чувствовала, как кружится голова, а вместе с ней плывут стены комнаты и потолок, в который таращилась стеклянными глазами. Я не сразу узнала помещение, в котором проснулась, но бинты на запястье и усилившееся недомогание освежили воспоминания.
– Выспалась? – Непривычно мягкий голос Хагена напомнил об еще одном событии вчерашнего вечера, и я сморщилась от нахлынувшего стыда и сожаления.
– Да. Но почему не разбудил меня? Разве мы не должны были сегодня нанести визит подчиненным тебе главам?
Присев на кровати, я сразу же схватилась за лоб. Тело протестовало недостатку крови, который усиливался с каждым днем. Пока еще могу бороться со слабостью и головокружением. Но что будет дальше?
– Мы и так везде успеваем, а тебе нужно было отдохнуть. Собирайся, но не торопись.
Сказав это, Хаген вышел из дома, оставив меня наедине со стоящим на тумбе подносом, полным еды. Мой завтрак растянулся на добрых полчаса, а все потому, что заталкивала в себя остывшую кашу почти силой. Слабость разрослась настолько, что аппетит вовсе пропал. Да еще и мысли сжирали изнутри, хотя я старалась заглушить их.
Но о чем бы я ни думала, подсознание раз за разом возвращало к темам, от которых убегала: месть за родителей, долг сэйки, пугающие нападения и очевидные попытки переворота. А еще – непонятные, сложные чувства, которые мечутся между Хагеном и Ноксом. Хотя можно ли называть то, что происходит, именно таким громким словом?